Время бусово
Шрифт:
Август Константин, а также доминус, базилевс, император — обще-употребительные титулы римских властителей — размышлял. Все чаще и чаще в своих размышлениях о настоящем или же о будущем он воз-вращался в прошлое. То довольно далекое, уже подернутое дымкой заб-вения, то совсем близкое, а потому достаточно яркое и подробное. Вот и теперь, обдумывая информацию, полученную от секретаря и дворецкого Андроника, в мыслях убежал далеко-далеко, в самое детство.
Вот он, еще совсем подросток, которого все домашние чаще зовут Флавием, чем Константином, в далекой теперь Иллирии, а точнее в Верхней Мезии или Далмации, в провинциальном городишке Наиссе, где родился в 1038 году по римскому летоисчислению. Рядом его мать Елена Флавия, содержательница
Мать молода и красива. Она в чистой тунике, голова, как у боль-шинства замужних горожанок, покрыта легким платом, из-под которого виднеются черные, как вороново крыло, волосы. От матери пахнет ду-шистым хлебом, оливковым маслом и самодельным деревенским вино-градным вином. Мать одновременно и ласкова с ним, и строга.
«Не пристало сыну Констанция Хлора, славнейшего военачальника Рима, род которого идет от императора Клавдия Готика, заниматься шалостями и баловством, — вновь и вновь напоминает ему она, когда посылает учиться в местную школу. А на улице так тепло и светло от солнышка, и соседские ребятишки так весело играют в салки или же в римских легионеров, размахивая деревянными мечами и защищаясь от сыплющихся со всех сторон ударов кусками досок, изображающих щи-ты. — Не уподобляйся детям простолюдин и плебеев. Не позорь отца».
Отца дома нет. Отец где-то далеко в Галлии, на границе с франка-ми и готами. Он постоянно в сражениях. То с галлами и кельтами, вновь и вновь поднимающими восстания и мятежи, то с франками, тевтонами и готами, постоянно нарушающими границы Империи. С теми самыми готами, которые при императоре Клавдии захватили северо-западные земли и провинции Империи, осадили Фессалоники, угрожали Греции и, вообще, Ионическому побережью, а также островам Родос и Кипр, но которых, в конце концов, Клавдий разбил недалеко от Наисса. Отец дома почти не бывает, и он отца почти не помнит. Время от времени домой приезжает брат матери — Марий, который служит адъютантом у отца. Марий — старый и суровый воин, не раз побывавший в самых тяж-ких сражениях и не раз раненый. Однако прежние раны не мешают ему продолжать службу, чтобы заработать пансион — государственное посо-бие, полагающееся заслуженным ветеранам при выходе их на покой.
Если мать все чаще и чаще посещает храм, белеющий на пригорке среди зелени деревьев, под медной крышей, который называет церко-вью, и в котором молится христианскому Богу Иисусу Христу и его ма-тери — Пречистой Деве Марии, то дядя Марий признает только бога воинов — Митру да еще Юпитера, как того требует император, ибо Юпитер испокон веку считается покровителем Рима, а, значит, и всей Римской империи.
Вот он, по-прежнему мальчишка, но уже в военной школе, где го-товят воинских начальников для римских когорт. Сюда его привез по просьбе отца дядя Марий.
Тут Константин грустно усмехнулся собственным воспоминаниям, скривив уголки губ: «Какая там просьба отца. Это было прямое указа-ние правителей восточной части Империи, в том числе и императора Диоклетиана, желавшего видеть сына западного цезаря Констанция в качестве заложника у себя под рукой, чтобы было можно всегда «на-жать» на болевую точку отца».
Школа, в которой обучали воинскому искусству и готовили коман-диров как для пеших центурий, манипул и когорт, так и для конных турм и ал, находилась в восточной части Римской империи, в городе Никомедии — столице Восточной Империи.
«Учись, как следует, Флавий, — напутствовал его дядя Марий, ста-рый честный вояка, — ибо каждый захочет найти в тебе изъян, потому что когда-нибудь твой отец станет августом, чтобы твоим изъяном уко-лоть отца».
«Как был прав, — вновь усмехнулся Константин мыслям, но уже не скептически, как ранее, а с чувством светлой печали по ушедшим вре-менам, — старый вояка, дядя Марий. Все провидел и предвидел».
Отец, цезарь Констанций Хлор, к этому времени из-за политиче-ских и карьерных соображений, с его родной матерью Еленой, которую любил, расстался, расторгнув брак, который, кстати, официально и бра-ком не признавался из-за сословных различий, а считался лишь сожи-тельством женщины и мужчины — конкубинатом. Получалось, что мать его была не женой отцу, а всего лишь конкубиной — сожительницей, и он, Константин, был незаконнорожденным сыном. Что в последующем не раз «отравляло» жизнь и отцу, и ему, начавшему уже подниматься по скользкой карьерной лестнице воинского начальника. Отец женился на Феодоре, первейшей в Империи красавице и падчерице императора Максимиана, почему-то длительное время засидевшейся в девственни-цах.
Восточная столица встретила его холмами, радующими взор, зеле-нью виноградников, возделанными полями и пастбищами вокруг. Хол-мистая местность, покрытая островками рощ бамбука, можжевельника, лавров, дубов и елей, полого спускалась к заливу Мраморного моря, или, как еще называли, моря Мармара, соединявшего Эвксинский Понт с Внутренним. В заливе тихо скользили по голубой глади вод парусники и многовесельные галеры, перевозя грузы и людей с одного берега на другой. В его родном граде ни то, что моря, реки порядочной не было.
Улицы Никомедии пестрели разномастным народом и поражали своим многоголосьем. Кого тут только не было. Одни рабочие, в корот-ких полотняных туниках, достигавших им только до колена, чтобы не мешали движению, разносили товары по мастерским, другие трудились на строительстве новых храмов римским богам: Юпитеру, Геркулесу и Аполлону. Важно шествовали купцы в длинных, почти до самых пят, шелковых туниках всех цветов радуги за исключением пурпурного, ко-торый был привилегией цезарей и августов. Иногда по улицам дефили-ровали высокопоставленные чиновники в церемониальных тогах. Чи-новники пониже рангом были в туниках, но обязательно с долматиком — полоской вышитой ткани, обернутой вокруг шеи. Им было, наверное, жарко, но они мужественно и стойко переносили жару, оставаясь вер-ными символу чиновнической принадлежности. Впрочем, рядом с ними шагали молодые рабы с зонтиками, прикрывающими от лучей солнца и с опахалами, создающими свежие струи воздушных потоков. Время от времени в этой гудящей и разномастной толпе горожан попадались школяры, как везде, крикливые и задиристые. Если рабочие были босы или же в сандалиях с деревянной подошвой, то купцы и знатные люди, патриции, поголовно в кожаных сапогах с высокими, порой доходящи-ми до икр, голенищами.
Улицы поражали не только пестротой одежд горожан, но и при-надлежностью их к различным народам и родам. Тут можно было ви-деть грека рядом с коренным римлянином, армянина с персом, черного, как смола, эфиопа с белолицым и светловолосым германцем, сирийца и иудея. Германцы, франки, армяне, а также попадавшиеся изредка сар-маты и жившие на берегах Дуная тиверцы туник и тог не носили. Чаще всего на них были брюки и короткие куртки, иногда, поверх курток длинные плащи, похожие на те, которые носят римские легионеры в далеких северных походах. Но плащи были легкие и просторные, не мешающие движению. «Вавилонское столпотворение, — шептал дядя Марий, глядя на шумную толпу горожан, — истинное вавилонское стол-потворение».
И он, и дядя Марий заметили одну особенность города — массовое строительство. Стройки буквально охватывали весь город. Строились не только новые храмы, пристройки к цирку и амфитеатру, императорско-му дворцу, возвышающемуся необъятной громадиной над городом и окружающим пейзажем, но и домишки ремесленного люда, и особнячки купцов и чиновников. Все это говорило о бурном развитии восточной столицы.
В отличие от города военная школа, расположенная на территории окруженного высокой стеной военного городка, была серой и однооб-разной.