Время бусово
Шрифт:
Несмотря на то, что он был сыном цезаря, или в ином титуловании «сына августа», никаких привилегий ему не было. Как и остальных под-ростком, начинающих обучаться воинскому делу в гвардейском гарни-зоне, его поселили в кубикулу — отдельную коморку, являющуюся и спальней и местом отдыха и хранилищем небольшого личного скарба, данного ему любезной мамашей в дорогу. Здесь же лежал соломенный тюфяк, занимавший почти все пространство пола. После утренней по-будки его полагалось свертывать в рулон и ставить «солдатиком» в угол коморки. Тогда пространства в кубикуле становилось намного больше, но толку от этого не было: весь световой день он вместе с другими бу-дущими воинскими начальниками проводил на плацу и манеже.
В стене кубикулы были вбиты деревянные колышки, на которые полагалось вешать после занятий амуницию, выданную ему еще в пер-вый день пребывания в этой школе будущих воинских начальников и гвардейцев-преторианцев. Круглый металлический шлем для защиты головы от ударов, тяжелые сандалии на деревянной подошве, деревян-ный кол вместо копья, небольшой тренировочный щит и короткий ту-пой меч. А еще пара сменного нижнего белья, довольно грубого, и двух туник такой же грубой работы, как и белье. Свое же личное имущество полагалось держать в деревянном шкафу, вмонтированном в стену ку-бикулы.
Ему «повезло»: в привилегированной школе вместе с ним обуча-лись ближайшие родственники августов и цезарей, а также дети пле-менных вождей, союзных Империи.
При мысли о том, что ему таким образом «повезло», у Константина непроизвольно вновь появилась скептическая ухмылка на лице. Высо-кородный «помет» тут же начал интриговать друг против друга и очень часто многие против него — незаконнорожденного сына. Как не старался он сохранить в тайне некоторые обстоятельства семейной жизни, не смог. Информация о его плебейке-матери Елене откуда-то просачива-лась. Тут не спасали даже высокие стены закрытого воинского гарнизо-на. Однако, он набрался терпения и все колкости и оскорбления сносил молча, не давая повода стать зачинщиком драки и быть отчисленным с позором из школы. Впрочем, там были не только враги, и друзья, с ко-торыми можно было поделиться некоторыми соображениями о заняти-ях, подготовке, некоторых планах на будущую жизнь, которая без воин-ских подвигов и не мнилась.
Дисциплина в школе была строгой, занятия — изнуряющими. И это, несмотря на то, что он, как любой другой сын воинского начальника, с самого раннего детства приучал себя к физическим нагрузкам, к много-мильным походам и пробежкам, вследствие чего уже имел определен-ную закалку. Но те детские забавы и игры по сравнению с настоящими воинскими упражнениями — пустяк. Особенно надоедала длительная и тупая маршировка в полной учебной выкладке и при палящих лучах солнца. Но он стоически переносил все трудности солдатской жизни и был на хорошем счету у своих воинских наставников.
Месяц за месяцем постигал он боевое и воинское искусство. Тер-пение и труд не прошли даром: еще при школе, заметив его способности в конных боевых состязаниях и некоторые успехи в руководстве кава-лерией, ему поручили руководить обучением конному строю и конному сражению той же самой турмы, в которой он и сам только что обучался. Так он стал дикурионом. Причем, задолго до полагающегося срока.
К концу первого года обучения он, как и другие старшие ученики, сэкономив пару серебряных сестерциев, присылаемых обычно матерью, отец о таком расточительстве и думать не мог, полагая, что в школе ко-мандиров преторианцев о нем, Константине, достаточно заботятся, что-бы еще «баловать» его мелочью, — иногда наведывался в ту или иную городскую таверну, чтобы промочить горло кружкой кислого вина и побаловаться с разбитными девицами, торгующими своим телом. Но такие «набеги» в город были довольно редки и «молниеносны». Отцы-командиры, отвечающие за процесс обучения, такого поведения буду-щих трибунов не поощряли.
В неполные девятнадцать лет он закончил воинское обучение и по приказу августа Востока Диоклетиана после школы был направлен в звании центуриона в императорскую гвардию и должен был нести службу при дворце. Конечно же, не о такой воинской карьере он мечтал, видя свое будущее в сражениях с варварами на западной границе импе-рии. Но приказ — есть приказ, и он молча ему подчинился. К этому вре-мени у его отца и его новой жены Феодоры, падчерицы императора Максимиана, родился сын, нареченный как и он, Константином. Данное обстоятельство он воспринял двояко: с одной стороны он радовался за отца, у которого появился второй сын, с другой стороны он понимал, что его надеждам сменить отца на посту цезаря рождением сводного брата нанесен сокрушительный удар. Тут как не поворачивай дело, но он — незаконнорожденный, а его брат и тезка — законнорожденный, а потому все легитимные права и привилегии на этот титул будут у толь-ко что родившегося братца. Во время одного из посещений матери Еле-ны, перебравшейся после развода с отцом из Наисса в Дрепанум, в ее доме он познакомился в дочерью купца из Дрепанума — Минервиной, с которой вскоре стал сожительствовать, взяв ее в качестве конкубины. Заключение брака с ней не позволил август Диоклетиан. «Все повтори-лось, — усмехнулся грустно Константин, вспомнив об этом факте собст-венной биографии, — все повторилось, как у моего отца. Даже то обстоя-тельство, что и мать, и его Минервина — обе были приверженки Хри-ста».
В 1055 году он в звании первого или же главного трибуна импера-торской гвардии сопровождает августа Диоклетиана в поездке по вос-точной части Империи. В это время в Египте, обложенном непомерны-ми данями и налогами, началось восстание. Даже в его столице — Алек-сандрии, наиболее благополучном от налогового бремени городе, и то горожане подняли мятеж, и он вместе с Диоклетианом в течение восьми месяцев участвовал в осаде города. А перед тем, как отправиться в во-енный поход против восставшего Египта, август Диоклетиан совершил молебен в храме Аполлона Кесарийского. Оракулы-предсказатели хра-ма Аполлона, гадавшие по внутренностям животного, пророчили вла-стителю Востока победу в Египте, если он потопит побежденный город по колено в крови. И Диоклетиан имел твердое намерение действи-тельно потопить город в крови, поэтому, при взятии города приказал всех жителей, невзирая на пол и возраст, на сословную принадлежность и верования, убивать. И воины личной гвардии императора целенаправ-ленно и повсеместно выполняли этот приказ. Только случай спас тогда Александрию от поголовного истребления. Только случай и он, Кон-стантин. Лошадь под августом Диоклетианом, поскользнулась на зали-той кровью мостовой улицы и упала на колена передних ног. Он, следо-вавший рядом с императором, не растерялся и подхватил его под мыш-ки, не дав упасть вслед за конем в кровавую лужу. И при этом выкрик-нул, что пророчество Аполлона сбылось, так как колени императорско-го коня красны от крови.
Император Диоклетиан тогда поблагодарил его за то, что не по-зволил упасть в кровавую лужу и тут же приказал прекратить резню в городе. Прекрасная Александрия, выстроенная по приказу Александра Македонского, была спасена от поголовного уничтожения. «Примерно в это же самое время, пока я осаждал и брал приступом Александрию в далеком Дрепануме, Минервина родила сына Крипса, — вспомнил с гру-стью Константин. — В это же самое время… Боги помогли мне спасти град, но не захотели уберечь от меня же самого сына, как не оставили в живых и Минервину, умершую вскорости после родов».
После Александрии были еще Бусирис и Копт, египетские города, которые ему пришлось брать штурмом и которые были снесены до ос-нования, как того требовал император. «И за которые не просил христи-анский пресвитер Кесарии Феогнит и его хранитель библиотеки Евсе-вий Панфил, — молнией скользнула короткая мысль в разрез общих вос-поминаний, — как просили они за Александрию, откуда-то узнав о пред-стоящей расправе над ее жителями, большинство которых было уже христианами».
Константин поморщился, словно вспомнилось что-то досадно-постыдное. Но мысли снова возвратились в прежнее русло воспомина-ний, нахлынувших на него после беседы с личным секретарем и дво-рецким Андроником Армянином — и морщины на лице разгладились.
Из Египта Диоклетиан направил его, уже имевшего чин старшего трибуна, с пятью сотнями воинов-кавалеристов в Сирию для оказания помощи цезарю Галерию, где он стал свидетелем постыдного отступ-ления, отступления, больше погожего на бегство, Галерия от войск пер-сидского царя Нарсеха из династии Сасанидов. И где он познакомился с армянским царем Тиридатом, которому, по существу, тогда спас жизнь своевременной атакой своей малой алы. Через три года, когда Диокле-тиан и его соправитель в западной части империи Максимиан добро-вольно отреклись от престола, его отец Констанций Хлор и Галерий, зять Диоклетиана, становятся августами: отец — на Западе, а Галерий — на Востоке. Галерий плетет вокруг него паутину интриг, чтобы обви-нить в измене и осудить на смерть, но находятся люди, которые его предупреждают о том и помогают бежать от Галерия в войска к отцу. Чтобы отсечь погоню и возможных убийц, подосланных Галерием, он тогда со своими сподвижниками забирает на двух ближайших почтовых станция всех лошадей и благополучно добирается до отца. Галерий рвет и мечет, но поделать уже ничего не может. Руки коротки. Отец со свои-ми войсками тогда еще находился в галльском Гезориаке, но со дня на день должен был отправиться в Британию для подавления очередного восстания шотландцев и пиктов.