Время было военное…
Шрифт:
Шашков и Митрич взяли по головне и зашагали обратно каждый в свою сторону.
– Отто, а где похоронят нас? – Фриц посмотрел на Отто – я ведь католик.
– Тут недалеко. Там будет немецкое кладбище. Могила тоже будет братской. Только приезжать к нам никто не будет.
– Почему к вам никто приезжать не будет?
– Потому Ваня, что у меня родственников не останется после войны. А у Фрица Марта выйдет замуж и ей будет некогда. А у его дочери будет другой отец.
Справа и слева стали появляться огоньки костров. Их становилось все больше и больше. В морозном чистом воздухе, несмотря на туманность,
Вскоре снова раздался хруст снега. Подошел лейтенант Цветков.
– Товарищ лейтенант! Проходите, садитесь тут – Ваня и Юсуп поднялись со своих мест.
Вместе с ними встали и немцы.
– Господин лейтенант, присаживайтесь.
– Да сидите вы, что вскочили. Я так просто – проведать. Узнать как вы тут.
– Да нормально, беседуем вот.
Цветков уселся поближе к костру и вытянул ноги:
– Как же вы так подставились то, Хамидов?
– Да уж так случилось…
– Они не виноваты, господин лейтенант. Вот Фриц раньше играл на фортепиано. У него музыкальный слух. Он и услышал первым скрип снега. Я, например, ничего не слышал. Мы приготовили автоматы, а когда они подошли поближе успели выстрелить первыми. Но, ваш Юсуп молодец. Сумел бросить гранату.
– Да, Юсуп, спасибо тебе. Выстрелов мы тоже не слышали, а вот гранату услышали. Предупредил ты нас вовремя. Ну мы и встретили их. Правда, окопаться толком не успели, но встретили. Немцы по всему полю рассыпались, а на нашу сторону речки только по мосточку попасть можно. В общем, как сказал Егоров – «через горлышко бутылки». Ну, немцы вперед танк пустили. Если бы он прорвался, капут бы нам всем. Остальные за ним проскочили бы. Так Егоров нас всех спас. Знаете что сделал? Танк взорвал на мосту. Сзади выскочил и прямо в мотор гранатой. Точно на середине моста. Лучше места и не придумаешь. Не пройти, не проехать. Как пробкой заткнул «горлышко от бутылки». Немцы его, конечно, не выпустили, срезали пулеметом. Ему бы за этот подвиг Героя присвоить посмертно, да боюсь, писать некому будет.
– Что все полегли?
– При мне почти все. Три часа отбивались. Только там, на высотке, Карпенко с пулеметом был. Когда я уже почти отошел в мир иной, пулемет ещё стрелял. Кстати парнишка этот Саша – Эгамберди, за второго номера у него был. Героический парнишка оказался. Когда немцы уже метров на тридцать подошли, их тогда чуть – чуть не смяли, он гранатами отбивался. Петро Степанович на пулемете, а он гранатами. Ну, я тогда уже в окопе лежал, грудь мне прострелили. Но все видел. Героические люди. Наградить бы всех, но видно не судьба. Писать некому будет.
– Так что ж прошли немцы, вышли из кольца?
– Да нет! Карпенко и Икрамов не пропустили. Назад отошли немцы. Откатились. А я вот как раз после этого и…
Наступила тишина. Каждый думал о своём.
Снова раздался хруст снега под ногами. В круг света вошел немецкий офицер.
– Доброй ночи, господа!
– Господин оберлейтенант! – Отто и Фриц не торопясь поднялись и вытянулись по стойке смирно.
– Фриц, Отто, почему вы здесь? Все наши там.
– А какая разница, господин оберлейтенант? – Отто усмехнувшись, без разрешения, сел у костра.
Фриц посмотрел на него и тоже сел рядом.
– Садитесь, господин оберлейтенант. Как говорят русские «в ногах правды нет».
– Знаете Отто, я всегда подозревал
– Я воюю с тридцать девятого года, господин оберлейтенант. Был в Польше, во Франции. Я многое повидал. Там война была другой, несложной. Но здесь в России… Я никогда не симпатизировал русским. А слово «неблагонадежен» появилось в моём деле после того как нашего командира роты увезли в гестапо, а нашу роту расформировали и распределили по разным частям на фронт. Хотите знать за что? Наш командир отказался отдавать приказ о расстреле мирных жителей, подозреваемых в связях с партизанами. После того как приказ отдал один из гестаповцев, мы отказались выполнять его. «Мы не палачи» – сказали мы.
– Это демагогия, Отто, вы обязаны были выполнить приказ.
– Я буду стрелять в любого партизана, будь это женщина или даже ребенок, если он взял в руки оружие. Тогда закон один – или он или я. И я буду стрелять. Но стрелять в женщин и детей без оружия я никогда не буду, пусть даже меня отправят в концлагерь, господин оберлейтенант. А вы бы стали стрелять? Наверное, стали бы. Вас ведь воспитывали в «гитлерюгенде».
– Не знаю, Отто. Сейчас это все так сложно понять. Если бы знать все заранее. Знаете господа, даже в мае сорок пятого года, после вашей победы, далеко не все будут понимать, что именно происходило в Германии.
– Ничего, поймут – Цветков сильными руками сломал ветку и бросил в огонь – Нюренбергский процесс все расставит по своим местам.
– Возможно… Кстати хочу поздравить вас, господин лейтенант. У вас отличные солдаты. Особенно этот… Егоров! Как он взорвал танк! Это был единственный танк, он должен был решить исход боя. И он решил исход боя. Но по иронии судьбы не в нашу пользу.
– Да, Егоров молодец. Ну и остальные…
– Да, конечно…
Опять замолчали глядя в огонь. Сучья в костре потрескивали и больше не слышно было ни звука. Наконец оберлейтенант поднялся.
– Ну что ж, я пойду собирать своих людей. Уже рассветает. Может пойдем общей колонной, господин лейтенант?
– Да! Я не против.
Небо начало светлеть. Очертания предметов стали более четкими и вскоре первые лучи солнца стали пробиваться сквозь туманность. Цветков подал команду к построению, и взвод стал выходить на дорогу. Сзади колонной строились немцы.
– Егоров, кого нет?
– Петро Степановича нет. И новенького – Икрамова.
– Ну и слава богу, видать живы.
Но когда все уже встали в строй и Цветков хотел подать общую команду двигаться, на поле появилась ещё одна фигура. Издалека было плохо видно, но по походке Цветков понял, что это Карпенко. Когда старшина подошел поближе Цветков обнял его.
– Как же это вы так, Петро Степанович?
– Да миной меня… В живот. Кишки разворотило. Даже если б успели в госпиталь и то не факт что выжил бы. Ну а на поле ясное дело было – не жилец. Вот к утру и…
– А Икрамов?
– Да тоже израненный весь. Плюс контузило его. Но пока живой.
– Ну что ж, становитесь в строй, Петро Степанович. Пора двигаться.
Взвод по команде качнулся и привычным шагом двинулся по дороге. Сзади колонной двигались немцы.
– Юсуп, а Юсуп, а куда мы идем? – Ваня привычно поправил винтовку на плече.