Время гарпии
Шрифт:
— Я могу, но только с твоего согласия. Ты и так слишком великодушна ко мне, учитывая то, как я обошелся с тобой в прошлом.
— Мало ли что с кем случалось в прошлом, — улыбнулась крылатая кентаврица. — Сейчас мы в одной упряжке и должны действовать сообща, помогая друг другу.
— Ладно, — согласился Трент. — В таком случае я, пожалуй, сделаю тебя птицей рок. Этой птахе ничего не стоит поднять человека. Только надо все как следует рассчитать: ведь если я снова превращу тебя в кентаврицу прежде, чем ты пройдешь через отверстие, ты можешь свалиться.
«И разбиться!» — в ужасе подумала Глоха, но потом
— Ты преврати ее в маленькую птичку, чтобы она могла пролететь наверх, в то отверстие. А как пролетит — снова в кентаврицу. Тогда все будет в порядке.
— У тебя тоже голова неплохо варит, — похвалил ее Трент, и Глоха, несмотря на гоблинскую смуглость, зарделась. Оказывается, в бытность свою горицветом она израсходовала не весь запас румянца.
Волшебник щелкнул пальцами, и Синтия обернулась воистину исполинской птицей. Подхватив гигантским клювом казавшегося рядом с ней совсем крошечным человека, она взмыла к потолку. Трент, как поняла Глоха, находился сейчас в полной ее власти — ей ничего не стоило перекусить бывшего обидчика пополам, просто поплотнее сомкнув клюв. Описав несколько кругов, птица рок поднялась к вершине купола и просунула клюв с Трентом в отверстие. Миг спустя клюв был пуст: волшебник вылез наружу и, судя по тому, что не свалился назад, на чем-то там укрепился. Синтия описала еще один круг, осторожно, стараясь не задеть крылом сталагмит, подлетела к лазу — и птица рок исчезла. Появившаяся на ее месте крохотная пташка упорхнула в отверстие.
Глоха, до сего момента державшаяся подальше, чтобы избежать тяги, создаваемой взмахами чудовищных крыльев, тоже поднялась вверх и пролетела сквозь отверстие.
Наверху ее встретили Трент и Синтия.
— Видела? Это было элементарно, — промолвила крылатая кентаврица, выпуская волшебника из объятий. Как он туда попал, осталось неизвестным… возможно, Синтия просто ухватилась за него, чтобы не потерять равновесия в момент обратного превращения.
— Пустяки, дело житейское, — согласился Трент.
Глоха, однако, думала иначе — не на счет данного превращения с объятиями, а насчет всего странствия по подземному миру, оказавшегося почему-то сопряженным со множеством препон, напоминавших испытания на пути к замку Доброго Волшебника. Однако тревожить друзей попусту она не хотела, а потому свои соображения оставила при себе, где им было и место.
Некоторое время они шли без помех, но довольно скоро наткнулись на спавшего гоблина.
Трент прокашлялся.
— Вали отсюда, болван! — гаркнул гоблин, не открывая глаз.
— Полагаю, это гоблинский контрольно-пропускной пункт, — сказал Трент. — Эй, часовой! Ну-ка, глянь на наш пропуск.
Гоблин с усилием разлепил глаза, после чего они неожиданно широко распахнулись.
— Кто такие? Откуда взялись?
— Мы идем из подземного мира, — спокойно ответил Трент. — Следуем на поверхность установленным маршрутом, и на сей предмет у нас имеется пропуск. Вот он.
— Что за бред? Мы изменили маршрут так, чтобы никто не мог выбраться!
Трент,
— Будь любезен, объясни, зачем вам это понадобилось? — спросил Трент с обманчивой мягкостью в голосе.
— А затем, что мы плюем на все паршивые договоренности, заключенные слюнявыми придурками, правившими этой местностью до нашего прихода. Конечно, мы ребята не промах и пока не укрепились здесь как следует, сами косим под недоумков. Делаем вид, будто признаем эти охранные тропы, и прочую дурь, а демонам там и прочим, если они что пронюхают, можно сказать, будто путники сами заблудились.
— А по настоящей охранной тропе путешествовать было легче?
— Еще бы! Она вела прямиком наверх: раз, и ты снаружи. Но теперь с этим покончено: все идиоты, топающие по зеленке, будут попадать в наши котлы.
— Но это может снова ввергнуть подземный мир в войну.
— Ага, — с довольным видом хмыкнул гоблин, — очень даже может. Но вам это уже совершенно неинтересно: вас мы сварим и слопаем задолго до того, как эта война начнется. Скидывайте свои торбы и одежду: от них в котлах никакого навару. Так, что мы имеем? Одного тупого мужика, одну гоблиншу-полукровку с дурацкими крыльями — ох и позабавимся же мы с ней! — и крылатую кентаврицу. Вот уж кого я на дух не переношу, так это крылатых кентавров. Конечно, в Ксанфе полно всякой дряни, но таких гадов, как крылатые кентавры, еще поискать. По большому счету все беды нашего народа начались с того времени, когда этот поганый маленький проныра заявился в Гоблинов Горб и добился того, чтобы девчонка стала вождем. Девчонка! Вождем! И ведь этак, поганец, ловко все устроил, что нам, настоящим парням, оставалось только убраться из родных пещер. Но ничего, мы еще свое возьмем. А ты, паскудина копытная, легкой смерти не жди. Уж мы твои перышки по одному повыщипываем. Ты еще умолять будешь, чтобы тебя поскорее в кипяток окунули. Ну и потеха нас сегодня ждет! Ну и потеха!
У Глохи по коже побежали мурашки, да и Синтия, похоже, испытывала то же самое. А вот Трент оставался совершенно спокойным. Или, если не оставался, то во всяком случае довольно убедительно притворялся.
— Так значит, есть правильная тропа? Та, которая ведет на поверхность и на которой нет никаких ловушек?
— Точно, урод, только тебе по ней не топать: мы все равно закроем ворота. Так что можешь сожрать свой дурацкий пропуск, мы такого дерьма не едим.
— А ты тут единственный часовой? — полюбопытствовал волшебник.
— Ага, — загоготал гоблин. — Торчу тут один-одинешенек, если не считать сотни парней, засевших в засаде.
Он взмахнул рукой, и в тоннель из боковых проходов выбежали гоблины с копьями и дубинками.
— Ну умора, — заходился от смеха караульный. — Ты, мужик, наверняка надеялся, что вы втроем со мной одним справитесь и «пойдете себе дальше. Да, знал я, что людишки по большей части тупые, но ты не иначе как первейший дурень в Ксанфе.
Мурашки забегали но нежной коже Глохи с еще большей интенсивностью. Она знала, что гоблины мужского пола народ скверный, однако эти, не пожелавшие признать власть Гвенни и укрывшиеся в глубинах, наверняка были худшими из худших. Ждать от таких извергов пощады было бы нелепо.