Время гарпий

Дедюхова Ирина Анатольевна

За лицами девочки и ее мамы для Ларисы Петровны начинало маячить страшное лицо безжалостной женщины-птицы, с нечеловеческой твердостью учитывавшей все «обстоятельства дела». А главным «обстоятельством дела» было горячее желание нового руководителя элитной музыкальной школы — избавиться от художественного руководителя школы, ее «души» или, как принято говорить, «неформального лидера».

И когда в ней прозвучала эта жесткая связка «избавиться от души», она решилась сделать все, что было в ее силах, чтобы спасти несчастного «Деда» от… гарпий.

— Хорошо, я попытаюсь помочь! Но учти,

ничего не гарантирую, — сказала она уже потерявшей всякую надежду пианистке.

— Лариса, хоть что-то! — залепетала та срывающимся голосом. — Мы деньги собираем на залог, чтобы хоть до суда его из тюрьмы вызволить… Ему грозит 20 лет тюрьмы, а еще хотят принять «Закон о химической кастрации», кастрировать-то будут не педофилов, как ты понимаешь… Мы в таком отчаянии! Если бы ты знала, какой это светлый человек! За что ему такое на старости лет?..

— Я тебе с телевидением ничем помочь не смогу, — твердо сказала Лариса Петровна. — Но попытаюсь помочь с Интернетом. У меня есть там одна знакомая, но она сама сейчас в очень сложном положении. Если бы она высказалась о нем… если бы только взялась! Но я ей напишу!

Вряд ли пианистка хоть на минуту поверила, будто статья неизвестной ей «мадам Огурцовой» была хоть в чем-то более действенной, чем походы на телевидение, где от ее услуг навсегда отказались, пользуясь каждую весну ее старыми записями «огородных новостей». Но Лариса Петровна и сама хваталась за эту последнюю надежду, как за соломинку, зная, что блогерша хоть попытается помочь — в отличие от телевидения, где после записи, размещенной в Интернете, с ней вряд ли кто вообще захочет говорить на эту тему, опасаясь немедленного увольнения.

«Мадам Огурцова» действительно выразила опасение, что не только ничем не поможет пианисту, но и «сделает только хуже», поскольку в этот момент начался новый виток травли против нее — как «осужденной судом экстремистки». Ей звонили из прокуратуры, угрожали, что разберутся с ее «террористической деятельностью», если она не прекратит писать в Интернете. Она понимала, что ее не оставят в покое, поскольку знала, что на ее преследование были списаны многомиллионные бюджетные расходы. Поэтому вопрос о том, почему их результатом стал приговор на 20 тысяч рублей — неминуемо возникнет, а для нее он обернется новым витком издевательств.

Однако узнав, что коллеги и ученики старого педагога собрали около трех миллионов рублей залога, чтобы вызволить его из СИЗО, она решилась и написала статью, где упомянула и чиновника Минтранса.

В принципе, ничего нового журналисты не добавили к сложившемуся по поводу этого «дела» общественному мнению, а лишь подтвердили все «смутные сомнения». Можно сказать, они окончательно развеяли любые сомнение в том, что мы наблюдаем циничное публичное издевательство и предумышленное убийство пожилого человека. Разве кому-то непонятно, что для 65-летнего педагога с сердечной недостаточностью — грозящий ему 20-летний срок тюремного заключения по сути является смертным приговором.

Для уничтожения репутации человека, к которому иным образом невозможно «подобраться» используется самое гадкое из всех возможных обвинений. Воровством во вселенских масштабах, организованными массовыми убийствами — у нас уже не удивить. Но когда на фоне народных бунтов против педофила, которого «курирует» полиция, — эти дела возникают в отношении достойных людей с безупречной репутацией, с непременной «серьезностью на морде лица» и всем букетом подчеркнуто унизительных процедур… наше привыкшее к очередным закидонам «правоохранительных кампаний» общество начинает в раздумьи чесать репу.

В ситуации с московскими «педофилами» возникает вопрос: а правильно ли поняли проблему общества люди, у которых стараниями наших депутатов оказался достаточно жуткий инструментарий уничтожения гражданских прав человека от химической кастрации — до пожизненного заключения? Не считают ли они это лишь удобным поводом для уничтожения неугодных?

Вам не кажется, что под видом «Закона о химической кастрации» (как его рисовали СМИ на этапе подготовки) протащили «Закон о принудительном лечении вялотекущей педофилии»?..

Общество на повсеместную посадку мужчин по бездоказательным обвинениям реагировало крайне вяло, СМИ преподносили «педофильские дела» крайне однобоко.

В результате общество вообще не заметило, что за закон был принят недавно. А ведь это идеальная репрессивная машина, поскольку посадить по «педофильской статье» можно кого угодно — при существующей практике в судах не требуют никаких доказательств вообще. Примером может служить «дело» заслуженного педагога, в котором нет даже завалященьких анализов, и просто нет ничего, кроме слов в сбивчивом пересказе.

… Одновременно в Интернете появилось множество постов-флаеров для разноски по всем блогам, где упомянута печальная история нашего пианиста. Как видим, текст написан для «вбрасывания» — автор пользуется огульными обвинениями всему обществу, никто из конкретных виновников травли пожилого человека не назван. Ничего не говорится и о возникшем «по поводу» законе, который можно почитать и ужаснуться. А смысл этого флаера в том, будто в происходящем виновато все общество — и никто конкретно.

Но, спрашивается, при чем здесь «все общество?» Что, собственно, можно требовать от общества, если и сами «педофильские истории» заказываются в качестве отвлекающего маневра от тяжелейших экономических и социальных проблем? Общество все равно не сможет полностью переключиться на них, поскольку сама возможность растоптать любого по вздорным и подлым обвинениям — лишь следствие полнейшего экономического и социального бесправия граждан в нашем обществе, это ведь отнюдь не причина. Но это следствие, согласитесь, хорошо затыкает рот любому желающему обсудить причины нашего политического бесправия.

Общество уже ответило тем, что поддержало всех граждан, выставленных прессой в качестве «показательных педофилов». Ведь никто не отвернулся от них, никто не поверил в подобные обвинения, все нормальные люди высказали им сочувствие. Их репутация в обществе, являющаяся главной целью подобных скандальных «дел» — ничуть не пострадала. Поэтому обвинять общество в «безучастности» — здесь, по меньшей мере, несправедливо. Можно, кстати, заметить, что такого рода масштабные спектакли не имеют смысла вообще, если им никто не верит.