Время гнева
Шрифт:
— Какой же ты зануда! — проныла Мильен. — Тебе придется взять его на перевоспитание, Альма.
— Боюсь, он неисправим, — улыбнулась невеста.
Раздался низкий гул. Троица на диване поначалу не обратила на него внимания. Ллойву замер, коснулся ладонью виска. Гул нарастал, перерастая в оглушительный треск. Ладонь у виска сжалась в кулак, ногти впились в кожу.
— Что это? — вяло спросила Мильен. Потом что-то рассмешило ее, и она расхохоталась. — Гнев Ллойву? Ты опасен, братец.
Меоке поддержал ее и теперь они смеялись как безумные. Альма улыбнулась, но затем, не выдержав, рассмеялась тоже. Ллойву, побледнев, оглянулся на них. Гул стих, но затем набрал силу снова. Земля дрогнула. И изящные вещицы с полок полетели вниз.
— Что это? — отсмеявшись, спросил Меоке. — Землятрясение?
— Лиротрясение! — хохотала Милле. — И Гайотрясение. — Альма заливалась вместе с ней.
Спустя секунду треск и толчки прекратились. Ллойву, чуть расслабившись, обвел глазами развеселившуюся троицу. Молодые иллои хохотали, словно безумные. Он взялся за ручку двери.
— Доброй ночи…
— Ллойвутрясение…
— Не налегайте на спиртное, «эйфори» плохо сочетается с алкоголем.
— Утрясение…
Ллойву вышел, оставив хохочущих асатров в малой гостиной. Он перехватил первого попавшегося лакея.
— Передайте господину Армару, моему компаньону, что я жду его на улице. Мы отправляемся домой.
— Хорошо, господин Лир.
— Он, должно быть, рядом с раненым Вайзе.
— Да, я узнаю.
— И где мне найти господина Гайо. Советника.
— Он в большом зале, — с этими словами Ллойву отпустил слугу. И направился снова в большой, цветущий огнями и танцующий зал. Где-то в глуби обнаружился Советник. Толчки не сильно обеспокоили гуляющую толпу, словно бы и не были замечены вовсе. Музыка по-прежнему играла, пары танцевали.
— Ллойву! — Тиллу распахнул объятия. Как же здоровяк любит обниматься, когда выпьет. Ллойву терпеливо перенес еще одно объятие.
— Я вынужден покинуть твой прекрасный праздник.
— Праздник твой! — лукаво улыбнулся Тиллу.
— Неважно. Я зашел попрощаться.
— Уже уходишь? А как же Альма?
— С ней мы уже пожелали друг другу спокойной ночи.
— Она не против? — расстроился Советник.
— Доктор рекомендовал мне режим, Советник. Нет причин его нарушать.
— Неужели даже для Альмы не будет исключений? — ласково улыбнулся Тиллу.
— Я бы рад остаться на этом великолепном празднике, но я устал. И это правда.
— Чтож, — Тиллу еще раз прижал к себе своего зятя. — Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Ллойву с облегчением направился к выходу.
— Господин Лир… — Услышал Ллойву за спиной, с едва скрываемым раздражением повернулся на голос. Молодой иллой, одетый с претензией на роскошь, догонял его, хотя его товарищи тянули назад.
— Господин Лир. Прошу немного вашего времени, — иллой отмахнулся от рук, тащивших его за одежду.
— У вас минута. Я слушаю, — Ллойву заложил руки за спину.
— Я отправлял вам на суд свою работу… Эстилла Йорм. Помните? «О токах энергий». — Иллой волновался и с трудом формулировал мысли. — Вы не ответили мне. Быть может, работа ужасна, я понимаю… Я только хотел знать ваше мнение…Что… надо… доработать… — Иллой смутился, когда страций пристально взглянул на него потемневшими изумрудными глазами.
— Я помню. Вы же не мой студент, не так ли? Профессор Римм ваш наставник.
— Нет, но… говорят, что вы лучший в этом направлении…
— Я припоминаю. Ваша работа осталась в Окторуме. Я не успел оценить ее полностью, но начало как будто было недурно. Я вынужден сделать перерыв в работе. Я отвечу вам письмом, если не возражаете.
— Что вы! Я буду рад, — иллой, назвавшийся Эстиллой Йормом, густо покраснел. — Я бы хотел поступать на факультет физической теории. Там требуют…
— Я знаю. Публикации. Мы можем обсудить вашу работу чуть позже. Когда я вернусь к работе.
— Да, да, конечно. Я буду ждать письма.
Ллойву чуть поклонился и быстрым шагом покинул зал. Слишком много людей. Много событий… Душно.
«Вот видишь!» «Я так боялся». Выцепило ухо громкий шёпот недавнего собеседника. Все боятся Жертвенных. А Жертвенные боятся иллойского большинства. Верно Милле говорит. Едва им приспичит, они могут скормить Окто всех, до кого дотянутся.
Ллойву с наслаждением вдохнул прохладный вечерний воздух. Расторопный кучер уже подогнал коляску к крыльцу, однако задерживался компаньон.
Ллойву спустился с лестницы, прошел вдоль экипажа к самым кродовым мордам. Людь испокон веков седлала коней. Иллои же, не желая иметь ничего общего с ними, приручили этих вот нелепых животных. Полуптицы — полуящеры. Селекция за долгие годы уменьшила кродов в весе, вытянула их, нарастила мышцы. Теперь эти животные ничего общего не имели со своими приземистыми предками. Высокие, стройные и мускулистые бегающие на задних лапах, они могли развивать приличную скорость под седлом. Ллойву погладил морду правого запряжённого крода. Тот взглянул на иллоя сиреневым глазом и застрекотал.
— Осторожно, вашстратство. У Черныша несварение сегодня. Злится он.
— Он не станет, да? — Ллойву погладил животное по носовой пластине. — Не станет брыкаться. — Крод опустил голову в ладони Жертвенного, закрыл глаза. — Потому что ты славный мальчик.
— Как ему не быть славным, — довольно кивнул кучер, радуясь возможности поговорить. — Звери, они как иллои, к ласке льнут.
Ллойву почесал кроду под скулой, погладил по шее. Черныш застрекотал, отряхиваясь. Жертвенный прошелся вокруг коляски, вскочил на подножку.