Время и комната

Штраус Бото

Жена. Ну и что?

Лотта. Ничего.

Жена. Почему вы заглядываете в наше окно?

Лотта. Просто я услышала, как разговаривает сам с собой ваш муж. Это было так интересно.

Жена. Ты говорил? О чем же?

Муж. Просто так.

Жена. После бессонной ночи?

Лотта. Он провел бессонную ночь?

Жена

достает платья из шкафа, раскладывает на кровати, чтобы выбрать, что надеть.

Жена. Вы не медицинская сестра из клиники профессора Тышнера?

Лотта. Нет. Я — свободный художник-график, а раньше работала инструктором лечебной гимнастики, так что вы почти угадали. Только я работала в городском госпитале.

Жена. Там я тоже бывала.

Лотта. Мой муж — публицист Пауль Лига. Не слышали?

Жена. Нет.

Лотта. Он пишет также под псевдонимом Смоки. Может, это имя вам что-то говорит?

Жена. Думаю, оно мне незнакомо.

Лотта. Вы не только сами красивы. У вас такие прекрасные вещи.

Жена. Шутите?

Лотта. Кроме шуток.

Жена. Хотите верьте, хотите нет, но я уже несколько месяцев не покупала ничего нового.

Лотта. Но в Саарбрюккене вы все равно остаетесь в центре внимания.

Жена. У меня пропал к этому интерес. Я несколько лет пыталась ярким пятном оживить это темное захолустье. Но теперь устала. Этого все равно не ценят.

Лотта. Вы можете считать себя счастливой, вы нашли свой стиль.

Жена. Людям это ненавистно, я чувствую. Они ненавидят и мой стиль и меня в придачу. Я теперь боюсь остановиться перед витриной магазина, мне кажется, кто-то схватит меня за затылок и вдавит в стекло.

Муж. Возможно, это всего лишь видимая часть айсберга во всеобщем возбуждении наших дней.

Лотта. Вершина айсберга? Ого!

Жена. Слишком претенциозно, Эгберт!

Лотта. Вершина айсберга! Хо-хо! Очень удачное сравнение, Эгберт.

Жена. Попрошу полегче!

Лотта. Хорошо. Мне хотелось бы увидеть вас в платье такого спокойного тона, в котором вы были на международной встрече по теннису два года назад.

Жена. Спокойного тона? Может быть, беж, чуть удлиненное?

Лотта. Да.

Жена. Фирма «Шанель». (Идет к шкафу и вынимает платье.) Это?

Лотта. Нет. То было другое.

Жена (ищет). В спокойном тоне… два года назад… Это? Лотта. Нет, тоже не то. Посмотрите вон там, рядом с плиссе болотного цвета…

Жена. Это?

Лотта. Нет, перед ним.

Жена. Это?

Лотта. Рядом.

Жена. Вот это?

Лотта. Да, это. Оно. Вы были тогда в нем.

Жена. Но это же не цвет беж!

Лотта. Наденьте его, пожалуйста, для меня.

Жена. И это не в спокойном тоне, а в темном, это от «Мизони». Кстати, я не была на том теннисном турнире.

Лотта. Клянусь вам, вы были там… Спокойный тон…

Жена. Я могла бы доказать вам по записям в дневнике, что это платье я не надевала ни разу после рождения Мартины.

Лотта. Все равно. Я бы хотела. Пожалуйста!

Женщина надевает платье.

Я еще тогда подумала про вас: вот сидит прекрасная дама, за которую рыцари дрались на турнирах… Великолепно. С ума сойти! Спокойный тон, просто светится изнутри, мягкая, струящаяся ткань!

Жена. Крепдешин, переливающиеся краски, немного мрачновато. (Надевает чулки.)

Лотта. В средневековье, в самом центре, как скала, возвышался образ Прекрасной Дамы. В те времена женщина была для мужчины первой ступенью к Богу.

Жена. Она и сейчас в центре, как тогда!

Лотта. Только есть разница: теперь никто не стремится к Богу. Женщина стала для мужчины самоцелью.

Жена (причесывая волосы). Вы что, проповедуете по поручению церкви?

Лотта. Да нет.

Жена. Может, все-таки да?

Лотта. Я вот думаю, как это вы можете удовлетворяться Саарбрюккеном?

Жена. А я и не удовлетворена. Напрасно вы обо мне так думаете.

Лотта. Вами должен восхищаться весь мир.

Мужчина следит попеременно за женой и за Лоттой, будто теннисный судья за мячом. Он хмыкнул и покачал головой.

Жена. Каким образом? Ринуться в путь с детьми в чемоданах?

Лотта. Кто не показывает себя свету, тот увядает. Пройдитесь по комнате, прошу вас. Для меня.

Жена. Предпочитаю, чтобы меня спокойно рассматривали анфас.