Время и семья Конвей
Шрифт:
Кей (с убийственной иронией). Послушайте, вы трое были, наверно, ужасно хороши в шараде, а?
Алан. Нет, не очень.
Кэрол (входя) О, они были — хуже не придумаешь. Нет, мистер Биверс, вы были уж: не так плохи, особенно для человека, который выступает в шараде в незнакомом доме.
Эрнест. Вот это благородно с вашей стороны, мисс Кэрол.
Кей (с живостью). Ну, теперь заключительная сцена. Это будет вечеринка в Америке, и мы не можем раздобыть никаких напитков. Для этой сцены нам незачем переодеваться. Нужно только хорошо сыграть.
Джоан уходит.
Джеральд (снова в обычном своем виде). Нас, значит, прогнали?
Кей. Да. Вы не годитесь.
Джеральд. Тогда мы можем позволить себе выпить. Мы это заслужили. Будут потом танцы?
Кей. Может быть, после того как мама кончит петь.
Джеральд. Вы танцуете, Биверс?
Эрнест. Нет, некогда мне было этим заниматься.
Хейзел (громким, ясным голосом, многозначительно). Да, Джеральд, нам обязательно надо потанцевать.
Эрнест пристально смотрит на нее. Она отвечает ему невинным взглядом широко раскрытых глаз, выражающим полнейшее безразличие. Он кивает, поворачивается и уходит. Джеральд, улыбнувшись направо и налево, следует за ним.
Кэрол (занята тем, что снимает с себя костюм мистера Пеннимэна; возбужденно). Кей, мы могли бы в последней сцене изобразить принца Уэльского в Америке. Почему мы об этом не подумали? Ты могла бы быть принцем Уэльским и влюбиться в Хейзел, которая в конце концов оказалась бы дочерью маркиза Карабаса.
Кей (смеясь). Мама была бы шокирована. А также кое-кто из присутствующих.
Кэрол. Я бы ни за что не хотела быть принцем Уэльским! А ты?
Хейзел (решительно). Я — с большим удовольствием.
Кэрол. Старая миссис Фергюсон — знаешь, та, с кривым глазом, такая страшная, — говорила мне, будто есть старинное пророчество, что, когда царь Давид воцарится в Британии, — все станет прекрасно.
Слышны громкие восклицания, затем гул голосов и смех.
Кей. Что это значит?
Хейзел (возбужденно). Это Робин!
Все смотрят с жадным любопытством. Хейзел хочет выйти, но, прежде чем ей удается сделать несколько шагов, в комнату стремительно вбегает Робин. Ему двадцать три года, это блестящий, красивый молодой человек в форме офицера-летчика. Он в превосходном настроении. В руках — небольшой пакет.
Робин (громко). Приветствую всех! Хейзел! (Целует ее.) Кей, желаю счастья! (Целует ее.) Кэрол, милая старушка! (Целует ее.) Уфф! Ну и пришлось мне потрястись, чтобы попасть сюда вовремя! Полдороги я ехал на грузовике. И ведь не забыл о сегодняшнем дне, Кей. Что ты скажешь насчет этого? (Кидает ей пакет, который она раскрывает и обнаруживает шелковый шарф.) Ну как, все в порядке?
Кей (с благодарностью). Это чудно, Робин. Чудно, чудно!
Робин. Ну и замечательно! А я — все! Готово! Наконец демобилизован!
Хейзел. О-о, вот здорово! Ты маму уже видел?
Робин. Ну конечно, глупышка! Ты посмотрела бы на ее лицо, когда я сказал ей, что снова штатский. Ну и
Кей. Вовсю, вовсю!
Кэрол. А Алана ты видел?
Робин. Только мельком. Как он, все такая же важная старая сова?
Кэрол (очень юная и торжественная). По-моему, Алан — чудеснейший человек.
Робин. Знаю, знаю, ты всегда так считала. Про себя этого не скажу, но и я очень уважаю эту старую гусеницу. А как твое писание, Кей?
Кей. Я продолжаю свои попытки… и учусь.
Робин. Вот это самое главное. Мы им покажем, на что способны Конвеи. Сколько молодых людей, Хейзел?
Хейзел (спокойно). Никого, о ком бы стоило говорить.
Кэрол. Она привыкла завоевывать полковников. Верно, Хейзел?
Кей (игриво). А так как они теперь стали штатскими, ей приходится менять тактику. И она пока чувствует себя не совсем уверенно.
Робин. Это они все из зависти. Правда, Хейзел?
Показывается миссис Конвей с подносом в руках, нагруженным сандвичами, пирогом, пивом и т. п.
Робин. О, вот это кстати! (Бросается ей навстречу и берет поднос.)
Миссис Конвей (очень счастлива; расплываясь в улыбке). Ну, разве это не мило? Теперь мы все вместе. Я чувствовала, что ты едешь, Робин, хотя ты ничего и не сообщил нам, скверный мальчишка.
Робин. Честное слово, мама, никак не мог. Распутался только в самую последнюю минуту.
Миссис Конвей (Кей). Кончай свою шараду, дорогая!
Робин. Шараду? А мне нельзя сыграть? Я когда-то был героем по этой части.
Миссис Конвей. Нет, милый, они как раз кончают. Теперь ты дома и мы сможем устраивать шарады, как только пожелаем. Поешь немножко и побудь со мной, пока они разыгрывают последнюю сцену.
Кей (Хейзел и Кэрол). Идите, вы обе! Мэдж мы заберем там. Помните, это американский вечер, и у нас нет ничего выпить, а потом, затеяв скандал, вы спрашиваете: «Разве мы не у маркиза Карабаса?» — и я тогда скажу: «Да, но он переехал в Америку, а кот в сапогах остался дома». (Произнося эти слова, уходит.)
Остальные идут за ней следом. Миссис Конвей поспешно складывает несколько костюмов, пока Робин устраивается с подносом. Миссис Конвей подходит и с материнской радостью наблюдает, как он ест и пьет. Оба они счастливы и чувствуют себя друг с другом прекрасно.
Миссис Конвей. Все ли тут есть, чего бы тебе хотелось, Робин?
Робин (с полным ртом). Да, мама, спасибо! Фу, ты не знаешь, что это значит — наконец вырваться!
Миссис Конвей. Конечно, знаю, глупенький мальчик. А что же еще я должна чувствовать, когда ты наконец вернулся ко мне… навсегда?
Робин. Мне надо будет одеться.
Миссис Конвей. Да, тебе нужно несколько действительно хороших костюмов. Хотя, право, жаль, что ты не можешь продолжать носить эту форму. У тебя в ней такой бравый вид! Бедный Алан, — ты знаешь, он был только капралом или что-то в этом роде и носил отвратительную форму, все было ему не к лицу Алан всегда казался не на своем месте в армии.