Время любить
Шрифт:
– Не понимаю! – Катрин метнула на него удивленный взгляд.
– Я хочу сказать, что благородная дама делает все от нее зависящее, чтобы замедлить наше путешествие. Это же очень просто: она кого-то ждет!
– Ждет? И кого же?
– Не знаю. Может быть, того сержанта, который так внезапно покинул нас в Обраке. Разве вы не заметили, мадам Катрин, что ваша подруга очень часто оглядывается?
Катрин кивнула. Ведь, говоря по правде, она не раз уже замечала странное поведение Эрменгарды. Гневный жар залил щеки Катрин. Она не станет больше терпеть ее маневров, даже если причины
– Вперед, Жосс! Пусть нас догоняет, она сумеет это сделать! Мы будем в Остабате сегодня вечером.
Жосс кивнул и пустил коня следом за молодой женщиной.
Древняя придорожная станция для смены лошадей под названием Остабат, ранее процветавшая, теперь утратила былое значение. Трудные времена, а более того, тянувшаяся уже столько лет бесконечная война опустошали королевство Франции, поэтому и паломничество потеряло былой размах. Лишь небольшие группы паломников время от времени приходили сюда. Но на этом их испытания не заканчивались. В горах бесчинствовали баскские бандиты. Кроме того, часто в проводники нанимались негодяи, которые при первом же удобном случае обчищали путешественников. Немало было и разбойников, владевших укрепленными башнями, там и сям стоявшими по склонам больших гор. Эти башни превратились в настоящие притоны, логова для всех этих мастеров мешочных дел и веревки.
– Если нам повезет, – говорила Эрменгарда Катрин, – в приюте мы окажемся одни и устроимся там так, как нам понравится.
Но когда Катрин, за которой преданно следовал Жосс, въехала в ворота приюта, она с удивлением увидела царящее там оживление. Вьючными мулами занимались лакеи, а вокруг костра, над которым жарилась на вертеле большая туша, отдыхали солдаты. Все это свидетельствовало о присутствии в приюте важной персоны.
– Кажется, нам не придется жаловаться на одиночество, – пробормотала Катрин, придя в плохое настроение. – Хотя бы келью-то нам здесь дадут?
Жосс не успел ответить, а к Катрин уже направился монах:
– Да пребудет с вами мир Господен, сестра моя! Чем мы можем вам помочь?
– Дать нам комнату, где мы могли бы выспаться, – ответила Катрин. – Но с нами много людей. Остальные на подходе, и я боюсь…
Старый монах приветливо улыбнулся, по его лицу разбежались морщинки.
– Господина, который прибыл к нам только недавно? Не бойтесь. Дом у нас большой и открыт перед вами.
Но Катрин уже не слушала его. На пороге конюшни она заметила офицера, который, несомненно, был начальником солдат охраны. Он все еще не снял оружия, а поверх его кирасы был надет плащ с гербом. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, Катрин прекрасно узнала этот герб – он принадлежал герцогу Бургундскому!
В голове у нее каруселью закрутились мысли. Как же так! Неужели герцог Филипп здесь? Она не верила своим глазам, глядя на лилии и герцогские полосы, изображения Золотого Руна… того самого Золотого Руна, знака ордена, некогда основанного в память о ней!
Монах мягко подергал за уздечку ее лошади.
– Дочь моя! Вам плохо?
Не двигаясь, устремив глаза на офицера, Катрин спросила:
– Этот господин, что приехал к вам… Кто он?
– Личный посланец монсеньора герцога Филиппа Бургундского.
– Посланец? К кому?
– Вы думаете, я это знаю? Видимо, к кастильскому монарху или к королю Арагона, а может быть, речь идет и о короле Наваррском. Но вы так нервничаете, дочь моя! Пойдемте! Отдых вам будет на пользу.
Немного успокоенная, Катрин решилась сойти с лошади в тот самый момент, когда Эрменгарда и все остальные из их компании с шумом появились во дворе приюта. Графиня казалась очень недовольной. Меча глазами молнии, она гневно обратилась к Катрин:
– Во что вы играете? Мы еле догнали вас!
– Я не могу терять время, Эрменгарда! – сухо возразила Катрин. – Я испугалась, что к вечеру не попаду сюда, и ускакала вперед.
– Мне, однако, кажется… – начала было графиня. Но слова ее замерли на губах, а в ее серых глазах вспыхнула радость. Она тоже узнала гербы на одежде офицера. – Кажется, у нас здесь будет с кем проводить время?
Катрин холодно улыбнулась.
– Я посоветовала бы вам, моя дорогая графиня, избегать этого господина. Вы разве забыли, что вы – изгнанница и в очень дурных отношениях с герцогом Филиппом?
– Ба! – произнесла Эрменгарда с беззаботностью. – Мы же далеко уехали от Брюгге и Дижона. Более того, у меня сохранилось несколько верных друзей при дворе герцога Филиппа! Наконец, вы же знаете, я никогда не была трусливой!
И мадам де Шатовиллен направилась к двери, у которой все стоял офицер и следил за приближением этой внушительной особы. Она обратилась к офицеру:
– Скажи мне, дружок… кто твой господин?
– Посол монсеньора герцога Филиппа Бургундского, графа Фландрского…
– Сделай милость, не перечисляй всех титулов герцога, я их знаю лучше тебя. Мы же так протопчемся на этом самом месте до восхода солнца! Скажи мне лучше, кто же этот посланник?
– Да кто вы сами, что учиняете мне такой допрос, мадам?
Но Эрменгарда не успела побагроветь от гнева, потому что чья-то рука отстранила офицера, и еще совсем молодой мужчина, одетый с необычайной простотой, не исключавшей некоего изящества, показался на пороге. Блики от огня высветили узкое лицо с такими тонкими губами, что они казались запечатанными печатью. Длинный и прямой нос нависал над ними. Ледяной взгляд голубых, слегка выпуклых глаз охладил пышущее гневом лицо Эрменгарды. Вдруг их выражение изменилось: улыбка расслабила правильные черты его холодного лица, а тусклые глаза заблестели.
– Дорогая моя графиня! Я боялся вас пропустить и уже…
Сдержанный и властный жест пожилой женщины прервал его слова, но было слишком поздно: Катрин не только услышала неосторожную фразу, но увидела и жест. Она вышла из тени и подошла к своей приятельнице.
– А меня, Ян, – сказала она холодно, – вы тоже боялись пропустить?
Художник Ян ван Эйк, камердинер герцога Филиппа Бургундского и его тайный посланник по разным, особенно личным делам, не стал утруждать себя притворством. Радость, которая отразилась на его лице, была искренней.