Время Любви
Шрифт:
Он меч опустил, но в ножны не убрал. И посмотрел на меня своим специальным взглядом воплощенной добродетели. Испытывающе так и чуточку укоризненно.
— Ты ведь не пытаешься меня обмануть? — говорит.
Я в душе возрадовался до невозможности и говорю:
— Ну что ты, старина. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Разве я тебя обманывал когда-нибудь?
И слышу, как острие меча легонечко звякает об камень. А Укки говорит:
— Я тебе верю, Фог. Но имей в виду: если ты попытаешься меня обмануть, я тебя убью. Возможно, это причинит мне боль, но моя рука не дрогнет. Древо нашего товарищества еще цветет, но лепестки уже осыпаются.
— Чтоб я сдох, если вру, — говорю. У меня чуток от сердца отлегло.
И он медленно задвинул меч в ножны, но лицо у него так и не изменилось.
По-настоящему он мне не поверил. С ним что-то в одночасье случилось. Укки по жизни всегда очень собранный, но теперь он стал собранным и напряженным, как в космическом бою. И взгляд сделался странным. Если бы отчужденным и холодным, я бы понял, но нет, наоборот, очень каким-то дружелюбным, чуть ли не страстным — и малость виноватым. Он не обычай блюл, вот что. У него инстинкт проснулся. И он тем сильнее хотел со мной сцепиться, чем более теплые у нас раньше были отношения. Он все решил разом порвать.
Вроде бы немного этого стыдился и нервничал, но это ровно ничего не меняло. Инстинкт сильнее.
А я думал, что Укки — первый человек за ближайшие десять лет, к которому я по-настоящему привязался, и мне это досадно было. Будто у тебя обжился котенок, ты его кормил, он у тебя на подушке спал, мурлыкал и мышей ловил, казалось, что тут обоюдная симпатия есть, но в один прекрасный день этот подлый зверь непонятно с чего вцепился в тебя всеми когтями и убежал. Зараза…
Вот и подпусти кого-нибудь поближе! Больше, думаю, ни за что. Баста. Слава Творцу, что это еще не баба отожгла, а всего-навсего пилот.
Но это все лирика, а жить дальше как-то надо. И мне спать хотелось не по-детски. А охранять меня, если что, должен юный маньяк с мечом.
— Ладно, — говорю, — Укки. Мне теперь поспать бы. Ты же честный боец, правда? Во сне меня не прирежешь?
У него едва ли не слезы на глаза навернулись.
— Как ты можешь так думать, Фог? — говорит. — Ты сам злишься на меня, потому что это пришло в Бездне, и сам подозреваешь в отвратительных вещах… Неужели я похож на такую низкую мразь?
— Не то, чтобы, — говорю, — но у тебя время любви. Ты неадекватен чуток, сам себе не подконтролен. Ты не подумаешь, что это самый простой способ решить все проблемы, а?
Тогда он поцеловал клинок. И всхлипнул.
— Фог, — говорит, — я никогда не совершу низкого поступка, клянусь тенями родителей. Я к тебе очень привязан, честное слово, даже больше, чем сам ожидал — ты ведь с Мейны, а это гадкое, безнравственное место… Но все равно. Ты — мой самый близкий друг, наши отношения может решить только честный поединок.
И вытер слезку. Он так трогательно выглядел, что я сглупил.
— Может, — говорю, — тогда как-нибудь так обойдемся? Без кровопролития?
Слез в секунду как не бывало. И всех сантиментов тоже. Укки понесло, он снова выдернул меч.
— Ах, — говорит, — ты презираешь меня, да? Я, значит, в твоих глазах, только и могу, что ударить спящего, так? Я, по-твоему, поединка не стою? Мы, значит, вернемся на твою поганую Мейну с этой дурацкой культурой — и ты просто выставишь меня, да? Брезгуешь поединком с такой мелкой тварью? Ну давай, скажи? Я еще сопляк для тебя? Малек, да? Ну говори, чего там!
Вот, думаю, блин, я старый идиот… Ни к черту из меня ксенопсихолог.
— Ну что ты, — говорю, — дружище. Я тебя просто не понял. То есть, я, конечно, старый больной пес, а ты молодой и шустрый, но драка так драка. Разве что мне было бы жаль…
И он тут же вскинулся:
— Ах, жаль?!
Тьфу же ты, думаю, пропасть.
— Жаль, — говорю, — если наш с тобой бой выйдет второпях и в этой дыре.
Он опустил меч, улыбнулся.
— Я тебя перебил, не дослушал, прости.
Я понял, что угадал фишку, и дожал:
— Ну, мы же с тобой, Укки, не как-нибудь "привет-пока", да? Мы уже старые друзья, пережили много. Этот поединок достоин быть хорошо оформленным. Красиво. Без суеты. И чтобы эти гаврики с волосней под ногами не мешались.
Укки это выслушал с мечтательной улыбочкой. Нежно. Задвинув меч в ножны.
— Как, — говорит, — славно, Фог, что ты тоже так это видишь. Для меня тоже очень важно, чтобы между нами все было правильно. Мне хочется верить, что ты меня не подставишь.
— Можешь мне полностью доверять, — говорю.
Я сел на камень рядом с нашим имуществом, и Укки сел, но не так, как раньше бывало. Он будто боялся ко мне случайно прикоснуться — отодвинулся и подобрался.
— Прости, — говорит, — Фог, но юноша, для которого только что настало время любви, не может доверять полностью никому. Даже собственному отцу. Ах, если бы ты знал, какие грязные вещи знает история Нги-Унг-Лян! Грязные, отвратительные вещи, но хуже того, что кое-какие из них случаются до сих пор… а ты, все-таки, намного старше меня.
Смешно, но тут мне жаль его стало. И вообще — мальчишек его расы. Если я, думаю, правильно понял этот расклад, то отцы, случается, сами убивают подростков покруче, чтобы свой статус не ронять. И с чего бы ему спокойно довериться мне при таком диком раскладе?
А он сидел на камне, подобрав ноги под себя, хохлился, с таким встревоженным напряженным лицом, осунувшимся в одночасье, с мечом на коленях — жутко одинокое существо, даже дома офигительно одинокое. И я подумал: а ну, как ему повезло, что он сирота? Он же теперь смертельно боится, что я окажусь подлецом, как толпа всякого народу с Нги-Унг-Лян… интересно, кого бы это ему мейнцы напоминали, если он так от них шугается?