Время Любви
Шрифт:
Он совсем смутился. И еле выговорил:
— Фог, прости, я не рассчитал… Понимаешь, я же все время думаю о поединке, от этого так тяжело отвлечься… я просто мечтаю, когда, наконец, у нас будет и время, и возможность… и, конечно, в голову лезут всякие глупости…
Круто.
Офигеть, думаю. Я абсолютно не понимаю своего пилота. Я думал, что мы все уже решили. Что эти его цветущие ветки нашего товарищества опять обросли лепестками, когда я отдирал его от скалы или когда он меня с карниза вытаскивал. Вот нафига он меня вытаскивал, если все еще мечтает, видите ли, меня убить?
Он мечтает! Мечтатель выискался!
А Укки гладил лезвие меча, немного нервно улыбался и говорил:
— Я понимаю, что ты гораздо старше, Фог, что тебе это не в первый раз и вообще… Может, ты теперь и не волнуешься особенно. Я же слышал, что о тебе болтают на Мейне. Ты так часто доказывал людям, чего стоишь, что, наверное, немного найдется храбрецов тебя вызвать… а у вас там такие свободные нравы…
— Знаешь, малек, — говорю, — они ведь правы. В смысле, я оправдываю репутацию, со мной не особенно связываются. Может, тебе стоит принять это к сведению?
Он опустил лезвие и прижался щекой к эфесу. Посмотрел на меня шальными глазами, не бешеными, а эйфорическими, как у пьяного в дрезину. И говорит:
— Фог, ну подумай сам, как я теперь смогу отказаться? Я тобой восхищаюсь, я так счастлив… Все это похоже на какую-то старинную книгу с приключениями… Я никогда не думал, что буду участвовать в поединке с таким человеком, как ты — вдвое старше и вдесятеро круче, к тому же с настолько близким товарищем. Я ощущаю себя героем, понимаешь? Даже если ты меня убьешь, я умру совершенно счастливым.
— Дурак ты, а не герой, — говорю. — И убивать я тебя не хочу. Почему я должен, вообще?
— Не хочешь — не убивай, — говорит. Пожал плечами, опять сделал такой вид, будто ему сама собой разумеется какая-то непреложная истина. — Это же от тебя зависит, если ты победишь.
Наша машина была уже на подлете. Я закрыл компьютер.
— Слушай, — говорю, — помнишь, ты мне когда-то предлагал помахаться палками? Давай, когда вернемся, устроим поединок на палках. Я тебе наваляю, если хочешь, но уж точно не убью, даже случайно… это тебя удовлетворит?
Тогда Укки вздохнул и посмотрел на меня с неизбывной тоской.
— Фог, — говорит, — может, хватит меня дразнить? Как только мне кажется, что ты начал относиться ко мне серьезно, ты сразу превращаешь все в глупую шуточку, будто с ребенком разговариваешь. Я сам знаю, что для тебя, вероятно, всегда буду ребенком. Но неужели ты считаешь, что я ничего не стою?
Звездолет показался в небесах и включил прожектора. И жабоиды от него поплыли, качаясь, как по волнам — им, похоже, свет не понравился.
— Кончай дурить, — говорю. — Хочешь считаться взрослым — прекращай ребячиться. Что за мысли — "стою, не стою"?
— Вот и славно, — отвечает. — Раз так, значит, я могу рассчитывать на настоящий поединок?
— Да можешь, — говорю, — можешь, отвяжись. Только не сейчас. Сейчас я устал и зол, я хочу свалить отсюда, как можно скорее, а ты пристаешь с пустяками.
Это его ужасно расстроило. Даже нормальная посадка наших крыльев не обрадовала. И когда мы улетали, он сидел молча, работал, как машина, быстро, четко и холодно, а на меня отчаянно старался не смотреть.
— Да ладно, — говорю, когда вышли в "прыжок". — Прекращай злиться. Я тебя сильно задеть не хотел.
Укки повернулся ко мне — опять у него от смертной обиды глаза на мокром месте. Что-то у него в последнее время нервы совсем никуда стали, думаю.
— Иногда мне кажется, что ты презираешь меня, Фог, — говорит. — Ты всегда выбираешь что-нибудь такое, что я считаю половиной своего сердца, чтобы назвать это пустяком. Мне хочется быть искренним, а ты каждый раз это высмеиваешь. Ну почему?
Старая я сволочь, думаю.
— Брось, — говорю. — Ты лучший пилот из всех, с кем я работал. И один из самых отважных ребят, какие мне встречались. Я просто не могу все время говорить комплименты, мне кажется, что это как-то пошловато.
Ну, он, конечно, легко кидался в обиды, но и отходил не тяжелее. А потому улыбнулся говорит:
— Хорошо, забыто. Значит, как только будем дома?
И мне пришлось-таки ему назначить время и место.
— Нет, — говорю. — Хочешь серьезно — будет серьезно. Сначала приведем себя в порядок и отнесем медикам культуру. А потом уже будет драка. И если уж тебя так бесят зрители — слетаем в Тридцать Первый сектор, там есть одно удобное местечко. Договорились?
Укки кивнул и больше долго не приставал со своим поединком.
Мы пили, как верблюды, и съели трехдневный запас провизии. Мы еле отмыли от себя эту Бездну, запах погреба и всякой тамошней дряни. Мы проспали почти сутки. Потом торжественно отнесли культуру в Медицинский Центр.
Медики верещали от восторга. Наг контейнеры огладил чешуйчатой лапой и говорит:
— Знаешь, Фог, честно говоря, я не особенно надеялся, что вы вернетесь с культурой. Обычно народ отказывается еще на стадии просмотра видеозаписи, а уж поглядев на все это дело воочию, улетают, не спускаясь под землю, почти все.
— Если бы там золото было, — говорю, — бриллианты или радиоактивная руда, лазали бы туда, как миленькие. И не припухли бы ни разу. А за грибами им западло.
Наг покачал головой.
— Эти грибы обеспечивают более или менее легкий выход из травмы, — говорит. — Как можно быть такими безответственными?
— Это же люди, — говорю. — Легко. Лазать там противно, а в собственные травмы никто особенно не верит. Тем более — мейнцы.
Змеи с букашками очередной раз подивились странной человеческой природе и отстегнули нам, как мы договаривались. А после того выдали именной сертификат на вечные времена, как сущим благодетелям всей мейнской братии.