Время лживой луны

Калугин Алексей Александрович

– Они уже приняли решение, – сказала Тарья. – Переговоры вести бесполезно.

– А что тогда? – дернул руками в стороны Макарычев.

– У него спроси, – кивнула на рипа Тарья. – Зачем он к нам пришел? Наверное, хочет сделать какое-то предложение.

– Ну, да, – кивнул в ответ рип. – Я сразу понял, что ты сообразительная.

– Давай, давай! – Макарычев несколько раз быстро щелкнул пальцами перед носом рипа. – Говори со мной!

– Ну, в общем, есть несколько разных мнений. – Рип наклонил голову к правому плечу и ногтями поскреб шею. – Одни предлагают подпереть

дверь сарая и подпалить его. Сено хоть и старое, но сухое – гореть хорошо будет. Но мне сарай жалко – сам построил. Еще до башен. Другие считают, что вас нужно подальше от поселка отвести да утопить в болоте. Чтобы, значица, вовсе никаких следов не осталось. Ты ведь верно сказал, – кивнул он на Синеглаза. – Явятся и другие, вас искать. Ну, а мы, что ж, только руками разведем. Мол, видеть не видели да и слышать не слышали.

– А как же башни? – спросил Макарычев.

– А что башни? – непонимающе вскинул брови рип-Антип.

– Их все равно найдут.

– Да, – рип вроде как в задумчивости ковырнул ногтем землю, прилипшую к стоптанному каблуку сапога. – Вы про монастырь здешний слышали, который на дно озера ушел? Так вот, ежели вороги и нам спокойно, так, как мы хотим, жить не дадут, наш поселок тоже в воду канет.

– Да ну? – недоверчиво усмехнулся Игоряша.

– Вот тебе и «да ну», – ответил рип.

– А смысл в чем? – спросила Тарья.

– Смысл? – рип-Антип на секунду-другую прикусил губы, после чего ответил: – Смысла нет. В жизни вообще нет никакого смысла. Есть только служение господу.

– Ну, так и служите себе! – едва не с отчаянием взмахнул рукой Петрович. – При чем тут мы?

– А вы – иноверцы.

– Да брось ты! Мы все тут истинные христиане! Православные! Даже Муратов!

– Мало назваться православным. Нужно еще доказать, насколько крепок ты в вере.

– Это как же?

– Есть способ.

– Говори!

– Так это вы сказать должны.

– Что?

– Слово.

– Какое еще слово? – в отчаянии всплеснул руками Петрович.

– Ну, – ехидно усмехнулся Антип. – Это уж вы сами знать должны.

– Да не знаем мы никакого слова!

– А чего ж тогда на болота поперлись?

Макарычев вопросительно посмотрел на Тарью – может быть, она хотя бы догадывалась, о чем талдычит рип-Антип? Тарья в ответ многозначительно сдвинула брови и поднесла палец к виску.

– Все, кончай эту байду! – махнул рукой сержант. – В общем так, – повернулся он к рипу. – Выбора вы нам не оставили. Либо – в огонь, либо – в болото…

– И даже это не вам выбирать, – вставил рип-Антип.

– Точно, – согласился Макарычев. – Зачем ты тогда пришел?

– Мы – верующие люди. Поэтому мы не хотим, чтобы ваша кровь осталась на наших руках…

– Она останется на руках рипов? – спросила Тарья.

– Те, кого вы называете рипами, тоже божьи твари. А значит, и им ведомо понятие греха.

– Может быть, – не стала спорить Тарья. – Все равно ведь кому-то придется поднести огонь к сараю или толкнуть нас в воду.

– Ну, вот мы и хотим предложить вам самим это сделать.

– Ты что, совсем сдурел? – изумленно уставился на рипа Петрович.

– Между

прочим, самоубийство, к которому вы нас подталкиваете, – это смертный грех, – сказала Тарья. – И то, что мы неверующие, дела не меняет.

– Ну, верно, конечно, – кивнул рип. – Поэтому отец Иероним готов у каждого из вас принять исповедь и заодно с прочими отпустить тот последний грех, что вы совершите.

– Авансом то есть? – с серьезным видом уточнил Егоркин.

– Ну, да, – подтвердил рип-Антип.

– А разве так можно? – искренне удивился Портной.

– Можно, – заверил его рип. – Отец Иероним знает, что говорит.

– Да вы точно с ума все тут посходили! – в сердцах хлопнул себя ладонями по коленкам Петрович. – Здесь что, община преподобного Муна? Или фан-клуб Чарльза Мэнсона? Хелтер-скелтер, парни! – Синеглаз разом, будто в экстазе, вскинул руки вверх. – Хелтер-скелтер!

– Успокойся, Петрович, – Макарычев положил руку ему на плечо.

– Да иди ты к черту! – скинул руку сержанта Синеглаз.

Макарычев молча похлопал Петровича по плечу. Тот опустил голову и затих.

– Ты все сказал? – спросил сержант у рипа.

– На исповедь вы будете ходить по одному, – сказал тот. – И прежде чем каждый из вас предстанет пред отцом Иеронимом, его обыщут. На всякий случай.

– Теперь все?

– Все.

– Тогда слушай наши условия, – сержант поднялся на ноги, подбоченился и сверху вниз посмотрел на полинявшую меховую шапку, прикрывавшую макушку рипа. – Ты сейчас выйдешь и приведешь сюда двух моих солдат, которых вы незаконно удерживаете. Мы останемся в этом сарае до рассвета. Если кто, не дай бог, надумает его подпалить – получит пулю в лоб. Мои ребята стрелять умеют.

– Стрелять-то они, может, и умеют, – насмешливо глянул на залегших на сене наблюдателей рип. – Вот только чем?

– Ты за дураков-то нас не держи, – криво усмехнулся в ответ Макарычев. – Мы ведь знали, куда идем. И, уж будь уверен, позаботились о собственной безопасности. А впрочем, если кто хочет попробовать, – сержант сделал приглашающий жест рукой, – как говорится, ласково просим.

Так говорил психолог, занимавшийся с группой сержанта Макарычева: «Если начал врать, так ври напропалую. И даже не пытайся придавать своему вранью видимость достоверности. Чем бредовее ложь, тем скорее в нее поверят».

На деле Макарычев прибегал к этому приему впервые.

Сработало.

Как за карточным столом.

Рип-Антип прикусил губу и на этот раз задумался по-настоящему. Так, что меж бровей глубокая складка пролегла.

Нужно добивать, понял Макарычев.

– Ну, что?

– А? – растерянно глянул на него рип.

– Мы остаемся здесь до рассвета, а, как солнце взойдет, посветлу уходим. А вы тут делайте, что хотите. Расшибите лбы о башни, прося у них защиты, или отращивайте жабры, готовясь к жизни под водой. Врать не стану, в покое вас тут не оставят. Информационные башни на территории нашей страны объявлены вне закона. И для вас же лучше будет, если вы спокойно, без эксцессов, позволите ликвидаторам уничтожить их. Впрочем, это уже вам самим решать… Ну, что скажешь?