Время Мечтаний
Шрифт:
– Что случилось, Иезекииль? – спросила Бет, когда он не взял шоколад.
Иезекииль оглянулся и вспомнил, что недавно видел в нескольких милях от этого места пару собак динго, страшно худых, просто кожа да кости. То были не прирученные аборигенами собаки, а дикие, и потому очень опасные. Он нахмурился. Ему надо было подумать. Приход белых людей все изменил: и песенные линии и Места Мечтаний. Кочевать становилось все труднее: исчезло слишком много путевых знаков. Не было больше эвкалиптовой рощи, где сидел на гнезде Прародитель Эму. Как поддерживать мир сотворенным, если нет возможности ходить заповедными тропами. Иезекииль и другие, такие как он, стали думать: «Настал конец света, конец Мечтаниям».
Но теперь, глядя на эту маленькую девочку и вспоминая ее мать, с которой
Иезекииль носил все те же рубашку и брюки, что дали ему очень давно в миссии. Тогда еще распалось его семейство. Но под этими чуждыми одеждами было то, с чем ходил бы он, если бы не пришли в эти края белые люди: волосяной шнурок вокруг пояса и мешочек из шкуры опоссума, где он хранил вещи, которыми дорожил. В былые времена в таком мешочке мужчины носили заточенные камни, бечевку, наконечник копья, иногда кусок пчелиного воска и кремень, чтобы разжечь огонь. Но теперь содержимое мешка стало иным: в нем держали спички с табаком, маленький нож, шнурки для ботинок и несколько монет, если улыбалась удача.
Старик полез под рубашку в скрытый под ней мешочек. Потом он что-то достал оттуда и протянул Бет.
– Это тебе, возьми.
Она с интересом смотрела на занятный предмет у него на ладони. Она не сразу сообразила, что это был зуб какого-то животного.
– Ну и ну! – сказала она. – Что это?
– Зуб динго, – пояснил старик. – Очень древняя и сильная магия. Я отдаю его тебе.
– Мне? Зачем? – удивилась она.
Ему не хотелось пугать ее и говорить правду, что она в опасности и нуждается в защите. Поэтому он сказал с улыбкой:
– Это на удачу. Маленькая девочка из «Меринды» всегда приветлива со стариком Иезекиилем. Вот я и даю тебе подарок. Он будет хранить тебя и принесет счастье!
– Вот это да, спасибо, Иезекииль, – сказала она, принимая подарок.
– Пусть он всегда будет с тобой, – наставлял ее Иезекииль. – В нем очень сильная магия.
Саре неожиданно пришла на память песня аборигенов:
Взберусь я высоко на скалуИ вниз посмотрю,И вниз посмотрю.И увижу, как льется, льется дождь,Льется на любимого моего.Она ехала одна в коляске мимо порыжевших полей и пастбищ и дивилась, что ей вдруг вспомнилась песня, не слышанная много лет. Когда-то в далеком детстве Старая Дирири научила ее этой песне. Почему она пришла ей в голову теперь? В последнее время Сара припоминала многое: как Старая Дирири учила ее плести корзины из эвкалиптов с волокнистой корой; вспомнила она девочку Бекки, свою лучшую подругу в миссии; тайные обряды, проводившиеся в лесу неподалеку от миссии. Воспоминания возвращались из-за вопросов, которые время от времени задавал ей Филип.
– А как у вас делают… – Обычно с этой фразы начинал он свой вопрос, и Саре было приятно снова возвращаться памятью к этим вещам.
В это утро она ездила в Камерон за покупками: нитками для вышивания для Элис, пекарным порошком для миссис Джексон, карандашами для Адама. А еще она забрала почту. Джоанне пришло два письма: одно из миссии Карра-Карра от мистера Робертсона, а другое – из Англии. Были также письма и для Элис.
Сара думала о жене Филипа, тихой и скромной, и, по ее собственным словам, совершенно сбитой с толку этой непривычной жизнью на новых землях. Большей частью она занимала себя писанием писем многочисленным друзьям и родственникам в Англию. Ее могло быть не видно и не слышно по несколько часов, потом она вдруг появлялась на пороге спальни с пачкой писем, готовых к отправке. Все почтовые открытки, фотографии и газетные статьи, присланные родственниками, она заботливо вклеивала в своей альбом, предаваясь этому занятию часами. Было видно, что Элис Макнил страшно тоскует по родине. И никто не удивился, когда накануне за ужином Филип объявил, что строительство дома близится к завершению и сразу, как закончатся работы, он уедет в Англию с Элис и Дэниелом.
Конечно, он должен будет уехать, но когда слова об отъезде прозвучали, сердце Сары болезненно сжалось. Но она также понимала, что его отъезд к лучшему, потому что не суждено было осуществиться тому, что зародилось между ними. На протяжении последних пяти месяцев Сара не позволяла себе оставаться наедине с Филипом. Ее чувство к нему росло и набирало силу, и она понимала, что с ним происходит то же самое. Ситуация становилась опасной.
Она думала о своей любви к Филипу и много раз задавала себе один и тот же вопрос: «Почему Филип?» У Сары не было недостатка в поклонниках. Без сомнения, в нее был влюблен метис Эдди, веселый и смышленый рабочий с фермы, и собой он был недурен. К ней питал симпатию и молодой абориген, работавший в универмаге в Камероне. Когда Сара приезжала за покупками, он все время слонялся около ее коляски. Нравилась она и белому по имени Арни Росс, одному из городских стряпчих. Увидев ее в городе на празднике, он прислал в «Меринду» послание, прося разрешения навестить ее. Но Сару интересовал только Филип Макнил. Да что там говорить: она была безумно в него влюблена. Ей хотелось знать, почему? Он был привлекательной наружности, но и Арни Росс был интересный мужчина. Филип был остроумен, умен, много смеялся, но то же описание подходило и к Эдди. Он был чутким и добрым, но молодой человек из магазина тоже был таким. Что же такое было тогда в Филипе, что выделяло его среди других?
Возможно, он отличался тем, что напоминал ей о ее корнях. Он говорил об этом, и казалось, ему хотелось, чтобы они проступили явственнее, к ним у него был глубокий интерес. И она гадала, что станет с белой половиной ее сущности, если ему удастся проявить скрытую часть ее натуры? Она не могла быть двумя личностями одновременно: возможно было либо одно, либо другое. Семь лет она жила жизнью белой женщины, подражая Джоанне, стесняя тело корсетами и обувью и держа под замком черты своего темнокожего народа, но теперь белая половина постепенно отступала, давая место ранее угнетенной половине. Неожиданные воспоминания о ее прошлом служили тому доказательством. А дополнительным подтверждением являлось то, что эти воспоминания радовали Сару, доставляли ей удовольствие. Возможно, в этом крылась одна из причин ее любви к Филипу. И, продолжая свой путь этим солнечным утром, Сара пыталась представить, было бы ей позволено снова стать аборигенкой, если бы она вышла за такого человека, как Филип, или за него самого?
Она вспомнила, как несколько дней назад, незаметно для него, наблюдала за ним. Спустя почти восемь лет она снова таилась среди деревьев у реки. Он был в музыкальной комнате нового дома, и она смотрела, как он на ощупь проверял плотницкую работу, тщательно изучал качество окраски, топал, чтобы убедиться в прочности досок пола. Проникавший в комнату лунный свет падал косо, и оттого фигура Филипа казалась угловатой. Он был высок и худощав, с резко очерченными линиями плеч и бедер, а в движениях его присутствовали плавность и грация. Ей хотелось пойти к нему и попрощаться. И сделать это со всей страстью. Чтобы «до свидания» сказали не только ее губы, но и тело. Ей хотелось отпечататься в нем, чтобы оставленный след не давал ему забыть ее, как не забывал он никогда Летящую Пыльцу. Но таившаяся в ней от природы буря страстей ее тревожила, и она знала, что должна держать себя в узде. Поэтому она попрощалась с ним молча, сказанными мысленно теми несколькими словами родного языка, что сохранила память: «winjee Khwaba».