Время Мечтаний
Шрифт:
Сквозь кроны деревьев пробивалось полуденное солнце, воздух наполняло жужжание и гудение мух и комаров. Джоанна пыталась сохранить ясность мыслей. Как могут представляться ей все эти образы? И тут она припомнила отрывок из дневника матери, еще один сон-воспоминание, вызывающий недоумение: «Прошлой ночью мне снились несметные стада кенгуру, несущихся, как лавина по красной равнине. Здесь также была красная гора из других моих снов. И на фоне красного солнца мне виделись темные силуэты людей. Могла ли я когда-либо наблюдать эту невероятную картину?» Сара закончила пение.
– Расскажи мне, что ты
– Змея-Радуга очень могущественная, – сказала Сара. – Она принадлежит к женским секретам, женским Мечтаниям.
– А что, у женщин отдельные Мечтания?
– Да, – ответила Сара. – У женщин свои собственные песенные линии, и они сильнее, чем у мужчин, потому что в нас есть жизнь. Я могу вам это рассказывать, Джоанна, потому что вы женщина. Мальчики должны пройти много испытаний, прежде чем стать мужчинами. Им надо терпеть порезы, у них должна течь кровь. Но девочке не надо проходить через это, потому что жизнь уже в них. Они становятся женщинами сами по себе. – Она помолчала, посмотрела на Джоанну и продолжала. – Моя мать была хранительницей песен. Она хранила тайные женские сказания и обряды и пела во время женских ритуалов. Я бы тоже стала хранительницей, если бы не пришел тот белый человек.
– Ты тоже из рода Кенгуру?
– Нет, моим прародителем был Морской Котик, поэтому у меня Мечтания Морского Котика, и заповедное место Мечтаний далеко отсюда. Когда-нибудь и я пойду по своей песенной линии. Я пойду по следам прародителя и найду мои Мечтания.
– Ты сказала, что твоим прародителем был Морской Котик, и ты считаешь, что происходишь от морского котика?
Сара улыбнулась.
– Во Время Мечтания первый Морской Котик появился из южных вод. Он песней сотворил себя. Потом песней создал острова и скалы. Он научил своих детей Песне Морского Котика. Эту песню стали передавать из поколения в поколение, очень долго, пока она не дошла до меня.
– Но почему ты сейчас не морской котик? – полюбопытствовала Джоанна.
– Потому что мы изменились. Мы вышли на сушу и постепенно стали людьми. Но хотя я и человек, у меня по-прежнему Мечтания Морского Котика. Вы знаете Иезекииля, старого следопыта? У него Мечтания Эму. А у старой Дирири, что живет в миссии, Мечтания Какаду. Это наши прародители. Иезекиилю нельзя есть мясо эму и носить его перья. Старой Дирири нельзя есть какаду. А я не могу убить морского котика, есть его мясо. Носить одежду из его шкуры.
Джоанна задумалась.
– Извини, – сказала она Саре, – но мне все же непонятно, что такое Мечтания.
– Мечтания, – отвечала Сара, – соединяют нас с матерями, что были до нас, и дочерьми, которым предстоит родиться. Моя мать пела мне свои Мечтания, как ее мать когда-то пела ей, и так было с самого начала, когда прародители спели первые песни. Я спою своей дочери мои Мечтания, и они через меня соединятся со всеми матерями по всей линии до самого Мечтания Морского Котика.
– У моего народа такого нет, – сказала Джоанна. – Моя мать никогда не пела мне свои Мечтания.
– Нет, пела, – улыбнулась Сара. – У вас есть ее Мечтания. Это книга, в которой вы пишете.
– Ты говоришь о дневнике?
– Да, это ее песенная линия. И вы прибавляете к ней свои песни. Так вы продолжаете ее Мечтания.
Джоанна была поражена, когда Хью рассказывал ей о песенных линиях. Она представляла их себе, как что-то вещественное, наподобие прорубленных в лесу дорог с указательными столбами на них. Но теперь она начинала понимать, что у них много значений, они могут быть простым дневником или письмами, которыми обмениваются мать с дочерью. Песенные линии служили для передачи духа, мудрости и чувств, как духовные связи. Леди Эмили, как-то отметила в своем дневнике: «Когда я пишу о матери, у меня появляется чувство, что она жива и со мной, хотя я не могу вспомнить ее». И Джоанне впервые начал открываться смысл понятия «сотворять песней».
– А где сейчас твоя мать? – спросила Джоанна.
– Она убежала из миссии, чтобы присоединиться к своему клану. Но хранитель песен сказал, что она раскрыла белым наши секреты, и он пропел ей плохое заклинание.
– Ты говоришь о песне-отраве? – Джоанна застыла в ожидании ответа.
– Да.
– И… она умерла?
– Не знаю. Может быть, она еще вернется. Хранительницы песен это могут.
– Сара, – Джоанна говорила очень медленно, – моя мать говорила о яде или отраве. И я начинаю думать о том, что она, возможно, умерла от песни-отравы. Но ее пели не для нее, как я полагаю, а для ее матери, моей бабушки.
– Дух бабушки очень силен, – ответила Сара.
– Сара, когда ты смотришь на меня, ты видишь беды вокруг меня? Замечаешь песню-отраву?
– Подождите, – вдруг сказала Сара, поднимая руку. Она огляделась и медленно встала. Джоанна тоже поднялась и увидела сквозь деревья идущего к ним Иезекииля. С собой он нес бумеранг, похожий на те, что Джоанна видела на стене кабинета в Лизморе. Он подошел к Саре и тихо произнес:
– Табу.
Потом он повернулся к Джоанне.
– Уходите. Это место не для вас. Вы слышали запретное. Вы приносите плохую магию.
– Нет, Старший отец, это не табу, – возразила Сара, и в глазах старика от ее слов промелькнуло удивление.
– Ты говоришь запретные вещи, дитя.
Джоанна видела, как дрожит Сара, видела страх и непокорность в ее взгляде. По виду Иезекииля было заметно, что он не привык, чтобы ему возражали.
– Несчастья надвигаются, – изрек старик.
И хотя Иезекииль не повышал голоса и лицо его оставалось бесстрастным, как маска, Джоанна почувствовала его гнев и его собственный особый страх. И она подумала, что от его внешнего спокойствия становится еще страшнее. Он посмотрел на Сару с Джоанной и пошел своей дорогой через лес.
9
«Вот и Рождество подошло, – думала Полин. – Время дарить подарки и петь хоралы, встречаться с друзьями, украшать ветками дома и пить вино с пряностями. А еще, – она с хитрой улыбкой посмотрела на себя в зеркало, – пришла пора соблазнять».
Полин бросила взгляд на часы над камином в спальне. Они показывали половину девятого. Две недели назад перед своим отъездом в Мельбурн Хью обещал заехать за ней этим вечером в девять часов и отвезти в Стратфилд, где в сочельник устраивали бал. Три дня назад он сообщал ей телеграммой, что выехал из Мельбурна. Теперь он, должно быть, готовился к балу у себя в «Меринде».