Время надежды, или Игра в жизнь
Шрифт:
– Ладно, разберёмся, – милиционер аккуратно сложил листы с показаниями в папку. – Я вот ещё с пострадавшим потолкую, когда оклемается…
– А он вам ничего нового не скажет, – буркнула Надежда, снова усаживаясь на лавочку рядом с Леной.
– Посмотрим… – многозначительно сказал милиционер, направляясь в сторону больничного крыльца.
Интуиция подсказывала ему, что дело тут нечистое, но она же подсказывала и другое: что-либо доказать будет трудно. Старший лейтенант Бричкин уже двадцать лет боролся с преступностью у себя в районе и очень хорошо уяснил одно: лишняя головная боль с плохими
В пустой шестиместной палате в углу на кровати лежал Женя с перевязанной ногой поверх одеяла и по-прежнему сильно отёкшим лицом. Рядом на стуле сидел милиционер; его многострадальная фуражка валялась на соседней койке.
Милиционер обмахивался чистым листом бумаги – августовское солнце шпарило прямо в окна, и в палате было душно.
– И всё равно, мне непонятно: как можно было так промахнуться, – пыхтел милиционер. – Она что, дура – ваша Надя?
– Почему сразу дура? – обиделся за подругу Женя. – Просто бестолковая. Она же без злого умысла….
– А ты уверен, что умысла не было? Может, ты ей где-то дорогу перешёл? Может, она тебе мстит за что-то?.. А? Не думал?
– Да почему я должен так думать! – возмутился Женя. – Я Надьку с детского сада знаю! Это просто несчастный случай! Нелепое стечение обстоятельств! С таким же успехом я мог с дерева упасть, или на корягу напороться, или вообще в речке утонуть. Когда люди на природе отдыхают, иногда и не такое случается!
– Это правда… – вынужден был согласиться милиционер. – Сплошное членовредительство… И всё-таки… Хочу ещё раз услышать… То есть ты претензий к гражданке… Э-э-э… Никольской… не имеешь?
– Не имею! – отрезал Женя. – Хватит искать то, чего не было, нет и быть не могло! Мы – лучшие друзья! С детства! И всё – не хочу больше об этом говорить. Я устал… У меня, между прочим, операция недавно была… Я ещё от наркоза не отошёл…
Женя демонстративно отвернулся к окну, а милиционер, вздохнув, положил листок бумаги, которым до этого обмахивался, на папку и принялся что-то записывать. Закончив, встал, взял фуражку и с сочувствием посмотрел на Женю.
– Без ноги остался, а всё туда же… Покрываешь… На, распишись, что с твоих слов записано верно…
Женя, сморщившись от боли, приподнялся на подушке и расписался на протянутом ему листе, затем снова отвернулся.
Милиционер убрал листок в папку, внимательно посмотрел на Женю.
– Ладно, – сказал он. – Лечись давай. И… Знаешь, что? Молодец ты, парень… Молодец…
Женя лежал с закрытыми глазами и прислушивался к своим ощущениям – наркоз понемногу отходил, и стопу сковывала боль. Почему-то особенно ныли кончики пальцев на раненой ноге – а ведь их, как уже знал Женя, ампутировали. Чему же там болеть? Он пока не думал о случившемся – всё было словно в тумане. Впрочем, как и перспективы…
Из коридора послышался быстрый топот ног – Женя открыл глаза и повернулся к двери, уже зная, кого там увидит. В палату буквально ворвались
– Ну что, Никольская, добилась своего? – попытался разрядить обстановку Женя, неловко обнимая Лену. – Теперь я точно не пойду в армию…
Надежда, которая всё это время находилась в страшном напряжении, потеряла самообладание и, зарыдав, выбежала из палаты. Но это были не только слёзы раскаяния за то, что она сделала. Это были ещё и слёзы радости – теперь с Женькой точно ничего случится. Да, она потеряла своих детей, оказавшись в собственном прошлом, но зато спасла жизнь возлюбленному своей лучшей подруги. И теперь Лена Савельева будет совершенно счастлива, совершенно…
Стоя у распахнутого окна в больничном коридоре, Надежда плакала, по-детски вытирая слёзы кулаками. Лена, которая выскочила из палаты следом за подругой, увидела её, тихо подошла сзади и обняла. Надежда уткнулась Лене в плечо мокрым от слёз лицом.
– Спасибо, Надюшка… – вдруг прошептала Лена. – Я ведь тоже не хотела, чтобы Женька шёл в армию – мне сны плохие снились… Но сама бы никогда не решилась… Спасибо…
Надежда отстранилась, удивлённо посмотрела на Лену и хотела что-то сказать, но Лена покачала головой и закрыла рот подруги ладонью – она не хотела больше ничего слышать.
…В понедельник в скромном кабинете начальника РОВД под портретом Ю.В. Андропова старший лейтенант Бричкин докладывал о случившемся полному одутловатому мужчине в майорских погонах и с внушительной лысиной.
– Вот, товарищ майор… – милиционер выложил на стол протоколы. – У потерпевшего претензий нет, участники и свидетели происшествия опрошены… Несчастный случай.
– То есть оснований для возбуждения дела нет? – уточнил товарищ майор, просматривая исписанные убористым почерком листы бумаги.
– Категорически нет! Порезвилась молодёжь – с кем ни бывает…
– Парень инвалидом остался – и никаких претензий? – не поверил хозяин кабинета, подозрительно глядя на своего подчинённого.
– Так точно, никаких! – милиционер кивнул на протоколы. – Там всё зафиксировано.
– Ну и нам лишний геморрой тоже не нужен… – резюмировал начальник РОВД, убирая листы в сейф. – Свободен!
Старший лейтенант Бричкин покинул кабинет начальника в приподнятом расположении духа – и показатели не пострадали, и работы не прибавилось. К тому же, дома в огороде его ждали лопата и старая жестяная банка из-под бычков в томате – милиционер собирался накопать в обед червей и после работы успеть на вечернюю зорьку…
***
Заведующая почтой нервно стучала карандашом по столу. Перед ней стояла, скромно потупив глаза, Надежда. На столе лежало её заявление об уходе по собственному желанию.
– Ты хорошо подумала? – спросила заведующая. – Всё-таки здесь стабильность какая-то… Полдня свободных… Зачем тебе что-то менять? Ты ведь можешь совмещать…
– Я поняла – это не моё! – искренне ответила Надежда. – Я попусту теряю время. Мне нужно заниматься совсем другими делами…