Время не властно
Шрифт:
Именно здесь они с Кэлом зарыли капсулу времени. А потом занимались любовью, и, когда она представила, что он покидает Землю и улетает на несколько веков в будущее, сердце ее разбилось.
Кэл остался с ней; через двести с лишним лет его брат выкопал коробку, которую они зарыли на этом месте. И в результате разбито сердце у ее сестры.
Она понимала: Санни ничем не утешить.
Как-то неправильно, что у нее есть все, а у Санни – ничего. У нее есть Кэл, любимый дом, совместная жизнь. Наконец, у нее будет ребенок. Нежно улыбнувшись, она положила руку на живот. Ребенок родится в
У Санни же останутся только воспоминания, и здесь Либби ничего не может поделать.
Она повернула голову и увидела Джейкоба.
Брат мужа стоял в нескольких шагах от нее. Она не слышала, как он подошел, – снег заглушал шаги. Он стоял под деревом, в тени, и она ясно видела, до чего он похож на Кэла. Та же фигура, тот же цвет волос, то же строение черепа. Он мерил ее оценивающим взглядом.
Либби невольно задумалась: давно ли он стоит там и молча разглядывает ее.
Она не подошла к нему. Хотя Джейкоб не представлял для нее угрозы – и она призналась самой себе, что переволновалась напрасно, – он забрал сердце ее сестры. И разбил его.
– Кэл в доме, – холодно и сухо сказала она, даже не пытаясь притвориться дружелюбной.
Джей-Ти смотрел на нее и думал: она демонстрирует свой гнев по-другому, не так, как Санни. Санни взрывается и сразу кидается в бой. Очевидно, внутри Либби сейчас все кипит… Понимает ли она, что ее настроение такое же переменчивое?
– Я хотел поговорить с тобой.
Либби терпеть не могла выяснять отношения, но приготовилась к бою.
– Никакие твои доводы не заставят меня повлиять на Кэла и уговорить его лететь с тобой. Выбор за ним, хочешь – верь, хочешь – не верь. Так же, как в прошлый раз.
– Знаю.
Джей-Ти медленно прошагал к ней по снегу и остановился рядом.
– Не скажу, что радуюсь его решению, и все же я смиряюсь. Наши родители будут… Я расскажу им о тебе, и это очень важно. О ребенке.
– Он скучает по ним, – с трудом проговорила Либби, которую одолевали самые разные чувства. – Пусть знают…
– Узнают.
– Почему ты ей не сказал? – не выдержала Либби. – Как позволил ей влюбиться в тебя, не сомневаясь в том, что обязательно улетишь?
Он сунул стиснутые кулаки в карманы куртки.
– Я целых два года упорно трудился, чтобы прилететь сюда. С единственной целью. Одной-единственной! Я хотел найти брата и забрать его домой.
Ее глаза полыхнули гневом.
– Ты его не получишь!
– Да. – Джейкоб с трудом удержался от улыбки. Оказывается, Либби куда больше похожа на Санни, чем ему показалось вначале. – И Санни я тоже не получу. Придется с этим сжиться. Не только она полюбила. И не только она одна теряет…
– Но ты знал, что делаешь.
Кипя от досады, он смотрел на нее в упор. Либби только сейчас заметила, какой у него затравленный, жалкий взгляд.
– Ты думала, что Кэл улетит. Разве это помешало тебе любить его, а ему – тебя?
– Нет. – Вздохнув, она положила руку ему на плечо. – Нет, не помешало!
– Она сильная, – продолжал Джейкоб. Уловив в ее голосе нотки сострадания, он немного успокоился. – Она не позволит себе долго мучиться. Если я не вернусь… – Его голос дрогнул. Чтобы прийти в себя, ему пришлось несколько раз глубоко вздохнуть. – Если я не смогу вернуться, она переживет.
– Ты в самом деле в это веришь?
– Я обязан верить. – Дрожащей рукой он откинул со лба прядь волос. Раздираемый мучительной болью, он сказал ей то, что так и не смог сказать Санни. То, о чем и сам не хотел думать. – Я не довел систему до совершенства. В этот раз я промахнулся на несколько месяцев. В следующий раз, если будет следующий, я могу промахнуться на несколько лет. К тому времени она, возможно, начнет новую жизнь, с чем мне придется смириться.
Либби улыбнулась:
– Я антрополог. Когда изучаешь людей профессионально, начинаешь обращать внимание не только на нравы и обряды того или иного общества. Ты понимаешь, что настоящая любовь, вечная любовь встречается очень редко. Ее нельзя просто принять, Джей-Ти. Ее надо лелеять.
Он окидывал рассеянным взглядом белый свет, который он только начинал постигать.
– Я буду думать о ней каждый день… всю оставшуюся жизнь.
– Разве ты никогда не слышал слова «компромисс»?
– Не очень-то я люблю компромиссы. Если бы я мог придумать такой, который устраивает всех, я бы как-нибудь приспособился. Вот что я тебе скажу: как только я вернусь, я стану придумывать, как вернуться… в тот же день, в тот же час, в то время, из которого я улетел.
Растрогавшись, Либби встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Он обнял ее, и она удивилась. Но тоже, не колеблясь, обняла его и похлопала по спине.
– Береги их… Их обоих.
– Да… – На секунду она крепче сжала его и улыбнулась, увидев идущего к ним Кэла. Снова поцеловав Джейкоба, она протянула руку мужу. – Пойду-ка приготовлю завтрак.
– Спасибо. – Кэл сжал ее руку. – Я люблю тебя.
Быстро улыбнувшись, она зашагала к хижине.
– Санни там?
Кэл повернулся к брату:
– Она вернулась рано утром. – Он положил руку на плечо Джейкоба, который рванулся было к хижине. – Джей-Ти, она просила передать, что желает тебе удачного полета, но у нее нет сил еще раз прощаться с тобой.
– К черту!
– Джейкоб! – Кэл загородил брату дорогу. – Ей нужно, чтобы все было именно так. Поверь, ты ей не поможешь, если попробуешь снова увидеться с ней.
– Просто валить отсюда, и все? – Джейкоб вырвался. – Вот так, значит?
– Я не сказал, что все будет просто. Никто лучше меня не понимает, что ты сейчас испытываешь. Если ты ее любишь, – продолжал Кэл, – оставь ее. Пусть поступает как знает!
Стряхнув его руки, Джейкоб повернулся кругом и отошел на несколько шагов. Его раздирала боль, боль, смешанная с обидой. Она даже не хочет в последний раз взглянуть на него! Для нее он превратился в воспоминание… А может, так лучше? И ему будет легче поверить, что она сумеет жить без него.
Если он ничего больше не может для нее сделать, надо хотя бы с уважением отнестись к ее последней просьбе.
– Ладно. Передай ей… – Джейкоб замолчал и смешался.
Ни за что не сумеет он подобрать слова, способные описать, что он сейчас чувствует. Даже если бы он, как Кэл, любил поэзию, он и то промолчал бы. В таком положении любые стихи блекнут.