Время не ждёт
Шрифт:
— Если внутри так же хорошо, как здесь, то вас можно поздравить с удачей.
— Внутри еще лучше, Алексей Максимович, — ответил Игнатьев.
Вошли в лабораторию. Солнечный свет обильно проникал в помещение через множество окон, ослепительно ярко освещал стены, окрашенные снизу в лазурный тон, а сверху выбеленные.
По границе двух тонов был протянут широкий оранжевого цвета бордюр трафаретки. На полу стояли начищенные до блеска, привинченные к серо-голубым цементным фундаментам новые станки: токарные — большой и маленький, фрезерный, строгальный, два сверлильных, два ножовочных, два точильных, две машины для стыковой электросварки, пресс, горн, наковальня, свежий, еще пахнущий деревом верстак с тисками для двух слесарей.
— У вас машины стоят в готовности, словно перед атакой, — заметила Мария Федоровна.
— Да, время атаковать, время наступать, выжидали вы довольно, Александр Михайлович! Ведь, кажется, вашему открытию тринадцать лет?— спросил Алексей Максимович;.
«Как он помнит!», — подумал Игнатьев, утвердительно кивнув, и представил Горькому Карского. По просьбе изобретателя смущенный Георгий Петрович начал рассказывать о технологии изготовления многослойных инструментов, демонстрируя работу каждого станка.
Окончив свою небольшую экскурсию возле верстака, гости остановились. Марии Федоровне подали стул, а Алексей Максимович отказался, сев прямо на верстак. Он повесил свою палку на тиски, достал папиросу, закурил и начал засыпать изобретателя вопросами. Лаборатория была оформлена как предприятие, принадлежащее торгпредству СССР в Германии, поэтому Горький удивился, узнав, что на ее оборудование не было затрачено ни одной государственной копейки. Он подробно расспросил об истории взятия патента, о планах и сроках освоения самозаостряющихся инструментов, о внедрении их в промышленность и сельское хозяйство, о том, насколько эти инструменты облегчат труд человека — токаря, бурового мастера, кожевника, лесоруба, пахаря, жнеца; сколько выгод извлечет государство в случае успеха изобретения.
В тоне обращения, в характере этих вопросов был виден весь Горький, человечный, умеющий разглядеть предмет со всех сторон, любознательный и мудрый. Отвечая великому писателю, изобретатель переживал сложные чувства счастья и тревоги. Тревога не впервые закрадывалась в его сердце при мысли об огромной моральной ответственности за дело, которое он взялся выполнить; ответственность перед памятью Ленина, пожелавшего, «чтоб он ничем иным не занимался», перед Сталиным, Горьким, для которых уже само существование лаборатории было обещанием дать Родине небывалые инструменты. Дать стране новые инструменты! Не слишком ли смелое обещание?.. И когда дать?.. Через год... два?.. Нет, не позже года! А вдруг?.. В серых глазах Игнатьева промелькнула беспокойная искорка. Горький словно заглянул сквозь эту искорку в душу изобретателя и спросил участливо:
— Все ли сделано для лаборатории, Александр Михайлович? Сдается мне, что у вас есть еще затруднения. Не могу ли я быть чем-нибудь полезен вам?
— Что вы, что вы, Алексей Максимович, я и так безмерно обязан вам, — сказал Игнатьев.—К тому же я не испытываю нужд, ибо их предупреждает Мария Федоровна...
— Однако это мне удается нелегко, потому что вы скрываете от меня свои неприятности, — перебила Мария Федоровна, погрозив ему пальцем.
— В чем же я перед вами провинился, Мария Федоровна?
— У меня есть свидетель вашей вины, — ответила она, кивнув в сторону Карского, — который подтвердит, что вы скрывали от меня свои невзгоды в связи с заказом лентосварочной машины... Расскажите лучше Алексею Максимовичу о вашей новой машине.
Горький поднял глаза и сказал с деланной укоризной:
— У вас есть еще изобретение, Александр Михайлович. Почему же я ничего о нем не знаю?
Уступив настояниям, Игнатьев рассказал следующую историю.
Еще в Финляндии он убедился, что в изготовлении нетупящихся инструментов самой трудной операцией будет соединение разных слоев металла. Наилучший из существующих способов этой операции — электросварка — не удовлетворял его. При изготовлении многослойных пластинок для бритв максимальное выделение тепла происходило в местах наилучшего контакта плоскостей. Это вызвало неравномерный нагрев и соответственно пережог или «недовар» в разных точках. Кроме того, сварка на этих стыковых машинах происходила медленно, на небольших плоскостях. Более совершенных машин не было ни в Финляндии, ни в России. Предполагалось, что такие машины имеются в Германии. Однако, не надеясь и на немецкую технику, Игнатьев, еще будучи в Финляндии, начал работать над созданием машины, которая бы сваривала в одно целое пучок идущих с большой скоростью металлических лент. Перед этим он несколько лет упорно изучал электротехнику и машиностроение.
Мысль о высокопроизводительной машине преследовала его повсюду. Однажды, поглощенный думами о ней, Игнатьев сел не в свой поезд и уехал. Километрах в семидесяти от города он спохватился, сошел в потемках на каком-то разъезде, полагая, что это полустанок. Была осень, надвигалась ночь, дул холодный пронизывающий ветер. На разъезде не оказалось даже будки стрелочника, где можно было найти убежище. Засунув руки в рукава легкого пальто, изобретатель стал шагать то вперед, то назад вдоль разъезда в ожидании встречного поезда. Времени было вволю, чтобы обдумывать схему будущей машины. К вечеру следующего дня пришел поезд, к этому же времени изобретатель нашел решение задачи. Проголодавшийся, измученный холодом и бессонницей, но счастливый, он уехал обратно, повторяя мысленно: «Ток перпендикулярен давлению, ток перпендикулярен давлению».
В обычных электросварочных машинах ток идет в направлении давления на деталь. Игнатьев решил, что в его машине ток пойдет через пучок свариваемых лент перпендикулярно давлению. Это создаст равномерный нагрев плоскостей лент, а необходимое давление на них будет оказано на ходу с помощью роликов. Разработав конструкцию, изобретатель представил чертежи фирме АЕГ с просьбой изготовить по ним лентосварочную машину и такой же пресс. Ознакомившись с проектом, инженеры знаменитой фирмы грубо высмеяли его, сказав, что никогда нельзя сваривать полоски металла со скоростью пять метров в минуту. Вообще, по их мнению, электросварка может быть произведена в пределах точек или небольших плоскостей. АЕГ отказался принять заказ. Инженеры фирмы «Шухард-Шютте» сказали, что изобретение не входит в рамки их производства, а когда Игнатьев вышел за дверь, они нарочито громко расхохотались, называя изобретение абсурдом, фантазией безграмотного человека. Пришлось обратиться еще к фирме «Леве» и к нескольким другим, но результат был тот же. Наконец, директор завода «Гефей» Крумбюгель и главный инженер Шредер, высмеяв конструкцию, сказали, что они могут изготовить машины точно по чертежам Игнатьева, но машины де работать не будут. Если изобретатель берет на себя ответственность, то завод примет заказ. Игнатьев согласился, но, чтобы сразу начать работу в лаборатории, купил у «Гефея» две стыковые машины.
— И вы уверены, что ваша машина будет работать с такой небывалой скоростью?— спросил Горький, удивляясь смелому единоборству биолога Игнатьева со светилами германской электротехники.
— Уверен, Алексей Максимович.
— Позвольте, вы же не электрик. Может быть у вас есть ошибки, теоретические или практические, — возразил Горький.
— «Гефей» начал нарушать договорные сроки выполнения заказа, а это значит, что фирма оттягивает день своего морального поражения, — спокойно ответил изобретатель.
— В таком случае я вам желаю успеха и победы над зубрами немецкой техники, — сказал Алексей Максимович, встав и пожав руку Александру Михайловичу. Больших успехов пожелала ему и Мария Федоровна.
Когда машина тронулась, увозя дорогих гостей, Александр Михайлович обратился к Карскому, говоря взволнованно своим мягким грудным голосом:
— Хорошее у нас начало работы. Я не суеверен, на мне кажется, Георгий Петрович, что сегодняшнее посещение Алексея Максимовича есть знамение будущих наших удач. Ведь правда, а?