Время не ждет!
Шрифт:
По крайней мере, сионисты и еврейские банкиры с правым крыло НСДАП сотрудничали, и более чем тесно! Геснер, Мандель, Варбурги, Вассерман… не последние люди в Германии. Сионисты, англичане, американцы, есть отчётливые следы, ведущие в Швецию и Швейцарию, Францию, Румынию.
Все они по-прежнему что-то там вынашивают, планируя использовать Германию как таран. Мою Германию! Против моей России…
Можно ожидать политических провокаций, оранжевых революций и переворотов. Чего угодно! Не исключаю даже вторжение «С целью
Заснул уже под утро, пообещав себе выделить на Германию свободные ресурсы.
Глава 8
Стоя у начала бобслейной трассы, хлопаю спортсменов по плечам, напутствуя перед стартом.
– Порвите всех, парни! Вы – настоящие мужики! Датчане!
Нервно оскалившись, родич тычет меня кулаком в грудь и садится в гоночный боб. Радио хрипит, объявляя спортсменов, и после отмашки спортсмены начинают движение.
Сложив ладони перед губами, шепчу что-то матерное… но со стороны, наверное, выгляжу очень благочестиво. Дурацкий, дурацкий спорт!
Два экипажа вылетели с трассы за время соревнований. Японцы отделались лёгким испугом, а вот французам придётся не одну неделю пролежать в госпитале. Хрен бы с ними… но за родича переживаю!
Парни искренне уверены, что я фанат бобслея, но вот ни капельки не интересно. Вот медали, это да! И возможность пропихнуть Петера в состав сборной.
Очередная многоходовочка, чтоб её! Петер как олимпиец получает доступ в такие выси, о каких и не смел мечтать недавний работяга. Для дела нужно, не для понтов!
Дания на первый взгляд лишена сословных предрассудков, но… только на первый. Мелкие, но досадные шероховатости вылезают то и дело в самых неожиданных местах. И реклама, да…
Я представляю не только Данию, но и некоторым образом университет Нью-Йорка. Петер – проект чисто датский. И Дан… тоже всё-таки родич, пусть и в таком дальнем колене, что родство это чисто формальное.
Но если… нет, когда! Фамилия Ларсен трижды прозвучит при награждениях… о, это будет такой задел для рекламы, что хватит на многие годы! Уж я-то постараюсь, что все… вот буквально все знали, что мы родня!
– Датская четвёрка прошла трассу с результатом… – хрипит радио.
– Жив, – Мелькает радостная мысль, – главное – жив!
– Второе время! – Нервно орёт Петер, – Слыхал!? Второе!
– Погоди, – успокаиваю его, – ещё румыны остались.
Сжав кулаки, родич презрительно фыркает и начинает нервно расхаживать, дожидаясь окончания гонок.
– Есть! – Несколько минут спустя орёт один из членов экипажа, – Серебро наше!
В этом времени неприлично слишком ярко выражать свои эмоции, так что сдерживаемся, обменявшись только тычками. Особенно досталось моим рёбрам – спонсор, ети!
Гоночный боб удовольствие недешёвое само по себе. А уж когда конструкция
Петер старается сдерживаться, но его аж трясёт от эмоций.
– Одииин!
Вопль поддерживает вся команда… это тот случай, когда можно…
Пытаюсь напомнить себе, что конкуренции по сути и нет, всего-то восемнадцать стран участвуют в Олимпиаде, притом только одиннадцать из них представлены в бобслее. Но… чемпионы!
Знакомая физиономия протискивается между нами, сбрасывая с плеч громоздкий рюкзак с тремя термосами на утоптанный снег.
– Чай, кофе, бульон? – Светски осведомляется парнишка, доставая из картонных коробочек чашки с эмблемой братства с одной стороны, и эмблемой Олимпиады с другой.
– Бульон, – озадаченно говорит Людвиг, не решаясь притронуться к дорогому даже на вид фарфору чашки, и добавляет несколько опасливо, – только у нас денег… с собой нет.
– Фи Бета Каппа оплатило изготовление сувениров для спортсменов, – успокаивает Хитрый Койот, – Вы же Людвиг Кристенсен?
– Д-да.
– Ваша чашка, берите, – Койот возится с термосом, – именная. Оставите себе на добрую память о США, Нью-Йорке и братстве Фи Бета Каппа!
Людвиг поражён в самое сердце. Выпив горячего говяжьего бульона со специями (пакетик отдельно!), укладывает чашку в поданную коробочку и неловко прячет за пазуху.
– Сильно, – Говорит он, провожая члена братства взглядом, – это что, каждому спортсмену?
– Всем членам делегаций, – Отвечаю я.
– А… – Людвиг кивает заторможено, – ты… ясно.
– Зрителям тоже бесплатно, но уже не именной фарфор, а обычные одноразовые стаканчики, – Добиваю его.
Дженни охотно позирует со мной перед репортёрами, но серьёзных разговоров избегает. Ситуация какая-то подвешенная, и длится это уже третий месяц, что немного поднадоело и начало уже подбешивать.
Период отчаяния и депрессии быстро прошёл, заглушённый заботами и тренировками почти до обморока. Если бы не знания, как именно нужно подводить организм к пику формы и не… кое-какие препараты, давно бы свалился.
Осталось… а вот что осталось от былой любви, я и сам не знаю.
Раздражение, наверное. Дженни по-прежнему числится моей невестой, но мы не спим вместе и почти не общаемся, разве только при посторонних.
Мне всё чаще кажется, что даже общение на публике осталось только потому, что мы чудесно смотримся вместе. Черты лица у меня вполне соразмерны, хотя и несколько топорны даже для германца. Плюс немаленький рост и впечатляющее телосложение. На моём фоне Фарли смотрится совершенно неземным созданием.