Время освежающего дождя
Шрифт:
– Значит, трое обнаружены?
– Нет, Ростом, пятеро. Забыл прибавить Шадиман" и Андукапара.
– И я тоже кое-что заметил, – произнес Пануш: – У многих княжеских дружинников кизиловая ветка приколота к папахе одинаковыми булавками. «Наверно, в одной лавке украшение покупали!»
Все серьезнее становились «барсы». Саакадзе крупно шагал по ковру, говори как бы сам с собою:
– Выходит, Зураб не успокоился и замыслил воспользоваться удобным случаем ополчить против меня князей и захватить власть… Нет, власть в Картли для Симона захватит Шадиман, а Зураба женит на своей дочери и поможет ему воцариться над горцами… Конечно, вовремя раскрытое предательство поможет нам расправиться с изменниками, но какая в этом польза? На Дигомском
Димитрий, едва дослушав, вскочил. Он умолял разрешить ему сейчас же расправиться с Зурабом и его двумя соучастниками, он клянется – полтора века князья будут вспоминать Димитрия Сагинашвили.
– Разве опасность лишь в Зурабе, Нижарадзе и Качибадзе? Раздразнишь зверя – ни перед чем не остановится. Ведь неизвестно, кто еще из могущественных князей в заговоре… Неплохо придумал Шадиман. На Дигомское поле приглашены царь Имерети, владетели Самегрело, Гурии и Абхазети, а еще все те, кому я задумал показать устойчивость Картли и склонить к союзу против шаха Аббаса… – Саакадзе задумчиво провел рукой по усам. – Отменить празднество невозможно, заговорщики нападут на Метехи уже не ради победы, а ради моего посрамления. Ведь я убеждал в дружбе своей со всеми замками. Оказалось же, против меня пол-Картли!.. Правда, заговор будет нами подавлен, но союз с Западной Грузией погибнет, ибо уважается тот властелин, который умеет крепко держать в деснице поводья взнузданного царства, а не падает в пыль на полдороге. Заранее скажу – цари испугаются, поспешат покинуть опасную Картли и хвастливого Моурави. Как дым, рассеется с таким трудом достигнутое признание величия Картли… И еще: убегут ли в замки заговорщики, будут ли их истреблять – равно обессилится Картли.
– А не лучше ли заранее обезвредить врагов, хотя бы Нижарадзе, Зураба и Качибадзе? На Дигомском поле все равно придется укоротить им руки. Разумнее…
– Нет, не разумнее, мой Даутбек. Нельзя раньше срока раскрывать нашу осведомленность. Пожар разгорается от ветра… Другое необходимо: пресечь восстание, пресечь на самом Дигомском поле…
Наступила тишина – та тишина, вслед за которой гремит гром, а когда вновь заговорил Саакадзе, «барсам» показалось – опасность миновала.
Дато придвинул песочные часы.
– Георгий, тебе пора в Метехи, придирчивый Леван первый заметит твое отсутствие. Пируй спокойно, восстания не будет.
Саакадзе взглянул на веселые искорки, прыгающие в глазах Дато, на огромный кулак Даутбека, крепко упирающийся в колено, на готовых к прыжку «барсов» и поднялся.
Вскоре за окном послышался топот коней. «Барсы» теснее сблизились и, хотя здесь безопасно можно было кричать во все горло, говорили шепотом.
Еще двадцать дней тому назад, готовясь к празднику, Элизбар, Ростом и Димитрий, скрытно даже от мдиванбегов, усилили стражу вокруг Тбилиси. В ущельях, оврагах, балках, зарослях кустарника притаились ловкие копейщики и дротикометатели. Опытные разведчики из личных дружин «барсов» рассеяны не только по сотням и тысячам постоянного войска, но и по всем городкам, местечкам и придорожным духанам. Ни один всадник не мог прибыть в Тбилиси незамеченным. Даже Куру сторожили речные гзири, сидя на надутых мехах.
Значит, лазутчики Шадимана пробрались значительно раньше, решили «барсы». Они весь день метались по Дигомскому полю, нарочито громко поторапливая амкаров: близится
Когда стемнело, ностевцы у Банных ворот поймали Раждена. Он разразился бранью и не отворачивался от факела, поднесенного к его лицу. Оказывается, он послан в замок князем Нижарадзе за новой куладжей.
Ностевцы не спорили, а попросту скрутили руки марабдинцу и доставили в дом Даутбека. Напрасно Ражден вырывался, его тщательно обыскали и заперли в погреб. Найденный свиток Дато прочел дважды: «Облава подготовлена. Когда у подножия замка пять раз прокричит удод, можешь выехать. В лесу жди у Черной скалы. Третий гонец прокричит призыв удода семь раз. Тогда соизволь начать охоту. В воскресенье и мы ожидаем веселый день. Крупный зверь в полном неведении и угодит в капкан».
Подписи не было. Из подвала приволокли Раждена. Но сколько ни угрожали раскаленным железом, как ни был щедр на кулаки Димитрий, марабдинец твердил: «Клянусь святым Ражденом! Куда посылали, – туда ехал. А светлейшего князя Шадимана никогда не видал». К удивлению ностевцев, Дато усадил Раждена, дал ему вылить чашу вина и принялся расспрашивать, кто и при каком случае отрубил ему палец.
Ражден оживился – видно, это был его любимый разговор. Поминутно вскрикивая: «Клянусь святым Ражденом!» и добавляя «Будь проклят, чертов хвост!», он подробно рассказал о поединке своем с османом в караван-сарае. Правда, чертов хвост успел отрубить ему палец, но он, Ражден, успел отрубить драчуну руку.
Дато заинтересовался подробностями, а Димитрий уже терял терпение. Но вот Дато предложил марабдинцу кисет с монетами и освобождение, если он скажет – кому и от кого вез свиток.
Ражден сразу насупился и снова принялся клясться святым Ражденом и ругать хвост черта, погубившего его.
– Год будешь гнить, собачий сын, в яме! – загремел Дато и приказал дружинникам сорвать с лазутчика одежду, с пальца – медный колпачок и вновь посадить на цепь в подвал.
Едва предрассветный сумрак забрезжил на вершинах, одиннадцать всадников, кутаясь в легкие бурки, прошептали страже условные слова и выскользнули из Банных ворот. И сразу кони понеслись, словно за ними гнался ветер.
Миновав Телетский спуск, всадники свернули в лес и исчезли в балке. В полночь они опять стали пробираться сквозь кустарник. Но не успели проехать и агаджа, как за деревом крикнул удод.
Всадники круто подались в сторону, и лишь один двинулся на голос.
– Клянусь святым Ражденом, тут притаился чертов хвост! – крикнул высокий всадник, придерживая коня.
– Э-хэ, Ражден! Наконец прискакал! Десять дней томился, надоело! – наперебой весело отвечали двое, приближаясь к тропе.
Всадник протянул свиток и посоветовал не терять больше ни одной минуты, ибо в Марабде светлый князь ждет свиток, а он, Ражден, по приказанию князя Нижарадзе, должен до рассвета вернуться на Дигомское поле. Всадник повернул коня и стал осторожно возвращаться к тропе. За поворотом его остановил сдержанный смех:
– Знаешь, Дато, Гиви даже за шашку схватился, поверил, что Ражден из подвала бежал.
– Видишь, Даутбек, не напрасно я терпеливо тратил время на разговор с шадимановской собакой, его голос изучал…
Всадники спустились в овраг. Ностевские дружинники не переставали удивляться, а старший, вынув из хурджини бурдючок, предложил выпить за отважного азнаура.
Спали по очереди, на дне оврага, скрытого кустарником. А потом тихо двинулись вперед, стараясь не выезжать из зарослей. К полудню подъехали к Марабде и, спрятав коней, залегли в орешнике. Дато и Даутбек осторожно продолжали путь пешком. Но вот сквозь поредевшие кусты показалась первая линия зубчатых стен. Подползли к самому подножию, и Дато внятно пять раз прокричал удодом. Даутбек невольно подался за уступ, где-то над головой гаркнули: «Слы-ши-им!», и кто-то по крутой тропинке взбежал ко вторым укреплениям.