Время освежающего дождя
Шрифт:
Покончив с дорогой, шах Аббас перешел к городам. В его решительных словах прозвучал приговор перепуганным ханам-правителям. Он приказал Караджугаю сменить всех воинских начальников, усомнившихся в неиссякаемой силе «льва Ирана». А одного или двух – повесить на площади большого майдана, дабы вновь назначенные больше ни в чем не сомневались, а беспрекословно выполняли волю шах-ин-шаха. Пусть в Астаре правит Юсуф-хан, в Кескаре – Кули-хан, в Реште – Везир-хан, в Тюнкабюне – Гейдер-хан, в Мазандеране – Султан-хан, в Астарабаде – Хуссейн-хан.
Словно не замечая нервного состояния советников, шах Аббас строго добавил, что новые правители должны, кроме наведения порядка, приняться еще за создание внутреннего войска. Пусть каждый хан помнит, что недалек тот час, когда шах Аббас пойдет в последний раз на Гурджистан и сметет его, как ветер сметает пылинку. Но на вражеском пороге будут стоять союзники Саакадзе – турки. Для разгрома многочисленного султанского войска нужно собрать всю персидскую ярость. И, конечно, шах не намерен рассеивать сарбазов по ветру для охраны благополучия трусливых ханов. Каждый хан должен, по примеру турок, создать из окружных крестьян свое войско для пешего огненного боя, но посаженное на коней для быстрого передвижения. В городах из жителей, шатающихся по майдану, создать лазутчиков и охрану башен. Правители должны собирать пошлину не только в устроенных проходах и на мостах, со всех товаров, но и с нефтяных колодцев, бань и веселых домов. Не следует обходить и бедняков: десять бисти всегда составляют абасси.
Советники в изысканных изречениях выразили свой восторг: от мудрости шаха Аббаса исцеляется сердце! Через любовь шаха Аббаса находишь плоды райского дерева Туба и воды райского источника Кевсера! Всякий истинный хан покорит шаху Аббасу все земли от луны до рыбы!
Выждав, сколько приличествовало для перехода к другому разговору, Караджугай напомнил о русийском посольстве. Вчера бояре очень веселились на пиру у доблестного Эреб-хана. Они наслаждались сладким ширазским вином и пляской индийских танцовщиц.
Кувшинов раскатисто хохотал и подымал чашу за красавиц, радующих глаз и меду подобных. Послы довольны оказанным им приемом и дарами. Довольны и ханы, им удалось проведать, что Русия хочет не только торговой службы с Ираном, но и военной помощи против Стамбула. Жаль только, что перец испортил вкус вина: разговоры о Грузии врезались даже в час веселого пира. Царь Московии устами послов своих просит не преследовать Теймураза Кахетинского, обещая отторгнуть его от Турции… Несомненно, на деловом приеме послы будут требовать крепкого слова шаха: не ходить войной на грузинские земли.
Шах внимательно вслушивался в донесения ханов и внезапно спросил: сохранился ли золотой ковчежец с куском пунцовой ткани, вывезенной из мцхетского храма? Узнав, что сохранился, приказал держать поблизости. И, не спеша, произнес, что, к счастью, Русия тянется не только к Кавказу, но и к Крыму, отчего младенец Мурад, падишах османов, совсем взбесился и кейфует в бассейне, наполненном босфорской водой, по три часа подряд. И пока султанша Валиде Кассему Махпейкер, управляя вместо внука, с увлечением воздвигает самый красивый караван-сарай – «Валиде Хан», крымский хан Гирей, по счету третий, топит турецкие корабли, оставленные султаншей без присмотра. А пока он занимается разбоем, забираясь в Черное море, русийский царь может захватить его красивый, как караван-сарай, полуостров. Можно воспользоваться удачной погодой и предложить русийскому царю помощь золотом для прогулки в царство бирюзы, но за это потребовать не мешать «льву Ирана» совершить прогулку в страну винограда. Крым для московской короны, а Грузия – для персидской явятся жемчужинами одинакового веса.
Восторженный хохот Эреб-хана приветствовал коварство шаха.
Ханы тревожно взглянули на весельчака, но шах снисходительно улыбнулся любимцу, – грозный Аббас любил искренность.
Караджугай поспешил воспользоваться благоприятным моментом и повернул разговор в пользу Луарсаба. Великий план шах-ин-шаха подсказывает не пренебрегать оружием, которым можно поразить не грузинском ковре трехголового дракона: Турцию, Русию, Гурджистан.
Купец из Картли, которому Шадиман просит верить, ибо он двадцать пять лет служит князю товаром и сведениями, ждет ниспосланного аллахом счастья – предстать перед «львом Ирана». Князь Шадиман в беспокойстве: царь Симон висит на нитке своей судьбы. Укрепляя личную власть, Саакадзе намеревается бесстыдно присоединить Кахетинское царство к Картли. Такое усиление Гурджистана грозит Ирану большим бедствием, ибо Русия сразу захочет придвинуться к сладкому пилаву, а насытившись рисом, сочтет полезным погреть спину на персидском солнце. А разве турки не обладают жадностью шакалов? Ради сочной баранины они забудут эчмиадзинскую баню, устроенную им Георгием Саакадзе. Уже забыли. Золотым виноградом угощает его султанша Кассему. Готова угостить даже запретным плодом, лишь бы пронзить острыми клыками сердце «льва» и вырвать из его царственных лап отточенный меч.
Шах Аббас задумчиво проронил:
Куда же ты, пеший, бежишь от меня,Ведь ты предо мной – беззащитная дичь.А где твое войско? Попробуй, покличь!А где твоя сила, где смелость твоя,Доспехи, сокровища, мудрость, семья?..И, не меняя голоса, сказал, что истины Фирдоуси для него – неиссякаемый источник предвидения. Раньше надо укрепить пошатнувшиеся колонны внутри храма, а потом обратить взор на каменные зубцы, за которыми скучают царь Симон и Исмаил-хан. Жаль, Хосро-мирза еще слишком мало подготовлен к встрече с покровителем своим, «великим хищником» из Носте. Да не омрачит аллах глаза ставленника неба, идти сейчас войной на Саакадзе – значит обрадовать глупцов и озадачить умных…
Караджугай погладил сизый шрам и напомнил о возможности не ждать три года, пока Саакадзе оденет Картли до ушей в броню, а заставить теперь и Картли и Кахети пасть песком и щебнем у могущественных ног «льва Ирана»: стоит только шах-ин-шаху обратить благосклонное внимание на царя-узника. Картлийский народ любит Луарсаба, примут и князья. Воцарение законного царя – гибель Саакадзе, падение турецкого влияния и полная покорность Ирану…
– Аллах свидетель, моему верному Караджугаю всегда нравился этот царь!
– Ибо его слово есть слово. Если он поклянется в верности всесильному шаху Аббасу, то мечом к сердцем будет до последнего часа служить процветанию персидского сада. И Багратид сумеет заставить даже свою церковь держать царское слово…
– Бисмиллах! Что такое царское слово? Выгодно царству – держит слово, а невыгодно – должен нарушить, если не хочет прослыть погонщиком ослов. – Аббас пренебрежительно махнул рукой, и шафранным отсветом блеснули его ногти. – Но мудрость подсказывает: для моего царства тоже выгодно, чтобы я сдержал слово… Я сказал упрямцу: не примешь мохамметанства – будешь моим узником. Царь Картли должен стать мусульманином, ибо мне надоело думать – признает ли Картли над собою власть единоверной Руси или соизволит остаться вилайетом Ирана. Нет, мой Караджугай, если бы даже сам очень хотел – не могу. Все чужеземные купцы знают о моем решении и тотчас разнесут по странам, что узник, царь картлийский, победил своею стойкостью могущественного шаха Аббаса Сефевида. Значит – Христос сильнее Магомета.
Ханы поспешили снова восхититься мудростью шах-ин-шаха.
– Вот если бы найти его жену… говорят, ради нее руку в огонь положит, – задумчиво добавил шах.
Караджугай и Эреб ухватились за эту возможность и решили поручить дервишам розыск царицы Тэкле, если она в Персии, а купцу Вардану – если она в Картли. Пусть и Шадиман об этом подумает.
Сходя по ступенькам трона, шах на ходу бросил:
– Русийских послов приму через одну пятницу, ибо надо мне посоветоваться с пророком: в чем уступить царю Московии, а в чем быть непреклонным.