Время освежающего дождя
Шрифт:
– Двали – тоже горцы, а когда они мешали тебе, ты их раздавил.
– Не мне мешали, а Картли. Двали хотели перекинуть мост к туркам, для вторжения их в самое сердце твоего отечества. Хевсуры – грузины и никогда не изменяли родине. Они не подвергнутся опасности, пока я – Моурави.
– Георгий, не ссорься со мною! Не хочешь помочь, так не мешай! Я уже закончил подготовку и не отступлю.
– Князь Зураб Эристави Арагвский, на Хевсурети ты войной не пойдешь!
– А если пойду? – Глаза Зураба налились кровью.
– Будешь побежден.
Моурави поднялся и, не смотря на брата Русудан, спокойно вышел.
Заметался Зураб. С ненавистью отбросив ногой подвернувшийся арабский табурет, рванул с себя куладжу и швырнул на тахту. «Будешь побежден!» Значит, этот неблагодарный плебей окажет помощь хевсурам?!. Не помогут мне и дружины Андукапара и Шадимана, – только откроют мою связь с ними. Все, все спешат к победителю! Не тушины ли свалили на двор Саакадзе караван подарков? Не имеретинский ли царь прислал гонцов приветствовать полководца с годовщиной марткобской победы? А разве отстали абхазцы в своем искании его дружбы? А Гурия? Самегрело? И кто еще знает, не накинет ли на его могучие плечи горностаевую шубу царь Московии? Не так-то просто сломить Саакадзе… Остерегайся, князь Зураб! Не ослепило ли тебя тщеславие? Не предадут ли тебя Шадиман и Андукапар? Не слишком ли поспешил с покорением горцев? Не разумнее ли подождать до грядущей войны с шахом, а там поставить Георгию условие: «Выступлю с арагвинским войском, если отдашь мне хевсуров и пшавов». Наверное, тогда согласится… Да, поспешил я… А вдруг вздумает наказать меня за измену? Отнимет владение. Может вызвать из Гурии старшего сына Эристави, Баадура, и передать Орлиное гнездо в его покорные руки. Зачем, зачем открылся я этому «барсу», похитителю моей воли? Но, если бы тайно начал с князьями действовать, было бы еще хуже. Немедля надо помириться. Я тоже ему нужен. Придется огорчить Шадимана. Пусть запасается терпением, наше время впереди… Я припомню тебе все, Моурави!
Зураб так гаркнул: «Коня!», что оруженосец чуть не свалился с ног.
К Русудан! Она примирит.
Смоченный розовой водой платок не помогал. Вардан охал, держась за голову. Жена неумолчно зудила. Не она ли молила упрямца не купаться в двух реках, – унесет течением! В одной руке не удержать двух арбузов! Поставил князь на пути купца бездонную кадку – наполняй водой! Осел наполнял, пока без шеи не остался! Видно, правда – у кого башка не варит, у того и котел не кипит! Лучше живой петух, чем дохлый кабан! На что тебе теперь «змеиный» князь? Разве помещение мелика не подобно сверкающей палате Метехи? Или не все именитые купцы с благоговением переступают сулящий золото порог? Почему захотелось в январе земляники? Может, глашатай напрасно прославлял мудрость Вардана? Если мост шатается, лучше вброд переходить! Плохо, когда папаха заменяет голову! Разве не Вардан восседал на ристалище, как господин майдана? А его семья не сверкала, подобно подносу, начищенному к празднику? До последнего часа не забыть восхваления царя Давида в мраморном дарбази. Одежды на княгинях вкусные, как медовый када! Турецкий бархат – наверное, три абаза за аршин платили! Парча на княгине Липарит – привезена не ближе, чем из Дамаска! С фонарями под зурну домой возвращались, – даже непонятно, как могли без княжеских пиров обходиться? А на рыцарском состязании в честь княгини Палавандишвили не с Варданом ли беседовал Мухран-батони об ошейниках для его драгоценных собак? А в дарбази ученых не книжники ли советовались с Варданом насчет кожи для переплетов?! А в дарбази купцов разве не с дочерьми Вардана танцевал лекури блестящий, как атлас, Автандил, сын Великого Моурави? Так на что неразумному Вардану сейчас «змеиный» князь?
Вардан тоскливо смотрел на толстуху. Нуца всегда была умной, но сегодня он не скажет всего даже ей.
Произошло это неожиданно, как все неприятное. Зашел к нему покупатель, нагнулся, бархат щупает и цедит сквозь зубы: «Вардан, немедля отправляйся к князю Шадиману, большое дело есть». Как ни доказывал он, что часто ездить опасно, покупатель – свое: «Для тебя лучше, – большое дело!» Пришлось предупредить Ростома и, скрепя сердце, погнать коня в Марабду.
Когда через два дня Вардана, прибывшего в Марабдинский замок, прямо от ворот провели в мрачную комнату, он сначала ничего не понял. У наковальни стоял некто в черном кожаном фартуке и на огне накаливал клещи. Рядом зловеще поблескивали железные остроконечные палки, цепи, колодки и столб с огромным крюком…
Приглядевшись к темноте, Вардан увидел сидящего на табурете Шадимана. Приветствие купца он пропустил мимо ушей и спросил:
– Во всем ли, Вардан, совещаешься с Моурави или и от него имеешь тайны?
– Если, светлый князь, о торговле думаешь, то больше с «барсом» Ростомом говорю. Моурави только по важным делам призывает.
– Может, дела князя Шадимана он тоже считает важными для торговли?
– Об этом со мною не говорил, – насторожился Вардан.
– Скажи, мои послания в Исфахан и потом князьям, кроме тебя, кто-нибудь читал?
– Я тоже не читал, благородный князь. Разве посмел бы я коснуться княжеских мыслей?!
Вардан почувствовал, как заработал кузнечный мех, раздувая огонь… «Зачем в кузнице разговаривает?» – недоумевал он. Шадиман пристально следил за купцом.
– А скажи, Саакадзе понравились мои послания?
– Са-а…кадзе? Святой Абесалом! Спаси меня, великомученица Рипсиме! Я пропал!
Ужас обуял Вардана, его зубы стучали вперемежку со стуком молотков. Не оставалось сомнения, для кого раскаливают сатанинские щипцы.
И опять, как тогда, у хана Караджугая, спас Вардана непомерный страх перед опасностью.
Шадиман видел лишь ужас купца перед именем Саакадзе:
– Однако, Вардан, сильно ты боишься своего покровителя!
– Не может быть!!! Са-а-кадзе?!! Кто мог донести?
– Если не ты, то кто же?
– Я?!
Вардан с таким изумлением уставился на Шадимана, что князю стало даже неприятно: «Что со мною? Верных людей стал подозревать».
– Может, Вардан, ты дома проговорился? Ведь твоя семья в большом почете у Моурави.
– Я смолоду прозван Мудрым, думаю – не за глупость! – искренне рассердился Вардан. – Какой купец на свою семью перец станет трусить? Или я верю в прочность Моурави? – Вардан чувствовал: спасение его зависит от этой минуты. И вдруг припомнил. – Недаром о царе Теймуразе заговорили…
– О каком царе? Что ты бредишь? – Шадиман подался вперед. – Говори!
Вардан с удовольствием заметил, что лицо Шадимана стало походить на его любимый лимон. Он оглянулся на кузнеца.
– Не могу…
– Притуши огонь, Maxapa! Говори, купец, – у меня нет тайн от моего мсахури.
– А у меня есть, светлый князь! Покупателю не показывают цену товара.
– Пойдем!
Шадиман направился к узкой дверце, через щель которой приятно просачивался дневной свет. Вардан следовал с нарочитым спокойствием, хотя внутренне содрогался. Страшные клещи, еще красные, лежали у наковальни: «Если вырвусь целым, клянусь во всех церквах Тбилиси по толстой свече поставить за упокой моего знакомства с князем Шадиманом».
Едва они вошли в комнату приветствий, как Шадиман крикнул:
– Говори!.. Незачем оглядываться!.. Ты слишком стал осторожным!
– Превратишься в зайца, если собственной тени верить нельзя.
Вардан видел нетерпение и почти бешенство князя и с наслаждением растягивал время. Он обошел комнату приветствий, прикрыл плотнее дверь и спокойно, без приглашения, опустился в удобное кресло… Он, купец, спасся, – теперь пускай помучается князь.
– Сразу хотел сказать тебе, благородный князь, об этом. Только ты меня, как рыбу, оглушил.
– Или ты заговоришь, или… – свирепел Шадиман.
– Давно уже это началось, месяца два… На майдане шепчутся: царь Теймураз в Гонии томится, а два царства без царя тускнеют.