Время падающих звезд
Шрифт:
— Конечно, — быстро заверил я, — мне следовало это сразу сделать, но обстоятельства…
Гразме встал, сделал несколько шагов в разные стороны. Наконец, она остановился передо мной, кивнул и сказал: «Хорошо, дайте мне адрес этой студентки-искусствоведа, затем я составлю соответствующий запрос».
Этой просьбы я боялся. Я сказал: «Я не хочу впутывать Розуиту, она уже достаточно натерпелась из-за меня.»
— Как пожелаете, — хладнокровно сказал он, — это Ваше дело. Ваш визит был, право, поучительным для меня. Век живи, век учись.
Что он имеет в виду, размышлял я, это единственная его реакция? Я тоже встал.
— Могу
Гразме успокаивающе ответил: «Мы не будем слишком торопиться, голубчик. Я слышал, вы изъявили желание к чтению. В Вашем случае я хочу сделать исключение. Моя библиотека в Вашем распоряжении».
Он просто смеётся над тобой, вдруг пришло мне в голову, он не поверил ни единому моему слову. Гразме назвал несколько книг, вынул том, это было что-то из Шекспира. Повержено я спросил: «Значит ли это, что я должен и дальше оставаться здесь?»
— Не так мрачно, драгоценный мой, всему своё время…
Он был снова прямо папашей доктором, положил свои желтые пальцы на мое плечо и объяснил:
— Мы еще всего-навсего три недели здесь, а же я должен составить о Вас мнение. Кроме того мы ничего не пропускаем. Пойдемте, господин Вайден, сейчас мы вместе пороемся в библиотеке. Вы любите классиков? Как насчет Гамлета? Или Вы хотели бы что-нибудь естественнонаучное?
Я хочу отправить тебя на эллиптическую орбиту вокруг Солнца! Сдержавшись, я спросил: «Сколько я еще должен оставаться?»
Гразме покачал головой. «Так точно этого сказать нельзя, голубчик. Не будем думать об этом, отделимся от всего от прошедшего и грядущего, попытаемся, быть самим собой, целиком ориентированным на день сегодняшний. Сейчас, например, для нас не должно быть ничего важнее, чем найти прекрасную, увлекательную книгу. К примеру, как насчет микрокосмоса — или чего-нибудь другого…»
Великий, бессмертный Ме, выполни самое большое желание моей жизни, испари этого профессора, излучи его, преврати его в термоэнергию! С горечью в голосе я сказал: «Дайте мне уголовный кодекс. Я хочу знать, сколько лет полагается за незаконное лишение свободы».
Он поставил книгу обратно на полку. Его лицо приняло выражение профессорской строгости, и строгим был также и его тон, когда он попросил меня присесть. Гразме сел за свой стол, порылся в ящике. Меня больше не интересовало, что он еще хотел сказать мне. Моя попытка провалилась, я должен быть рассчитать это заранее. Но я сказал в последнем безвыходном волнении:
— Вы мне не верите, я считаю это очень странным, потому что другие, например, доктор Калвейт, вошли в мое положение. Мне не ясно, на чем Вы хотите обосновать Ваш диагноз. Я должен оставаться здесь, чтобы Вы, если говорить словами Шекспира, «смогли проникнуть в тайну моего сердца». Попробуйте, профессор. Долго Вы не сможете держать меня здесь. Я не буйствую, встречаю всякого с приличием и уважением. И чем Вы хотите меня попрекнуть? Безвредной историей о спутнике Юпитера и Ауль? Я от этого отказался. Вам нужно письменное подтверждение?
Я говорил спокойно и деловито, на какое-то мгновение мне показалось, что я оставил впечатление. Но я не предполагал, что ждало меня. Гразме вытащил козырь, карту, о которой я ничего не знал. Теперь он пустил ее в игру с разрушительной деловитостью.
— Неплохо придумано, — начал он. — Значит, другие вошли в Ваше положение. Ну, ладно, это недостаток других. Меня Вы не сможете водить за нос такой байкой. Розуита, несчастливый брак — наврал с три короба и на полном серьезе думает, что старика Гразме можно обвести вокруг пальца. Сейчас я прочту Вам кое-что, навострите уши…
Гразме вынул бумагу из ящика и прочел: «Милая Ауль, моя Звездочка! Это письмо моя жена передаст Фритцхену. После моего возвращения с шестой луны для меня началась черная полоса. Я не мог представить доказательства, где находился пять с половиной месяцев. И тогда по глупости я сказал правду. С тех пор один чокнутый профессор проверяет мое душевное состояние. Но я еще не сказал тебя самого плохого. У меня украли передатчик. Ауль, моя звездная девочка, ты знаешь мой адрес. Наверняка, Фритцхен или другие роботы, смогут вытащить меня отсюда. А лучше, посоветуйся с бессмертным Ме. Я жду весточки от тебя и обнимаю тебя. Твой несчастный Ганс».
Гразме положил лист бумаги обратно в ящик стола.
Во время его чтения я осунулся, мне казалось, что я слышу хохот миллиона дураков. Йоханна отдала мое письмо, адресованное Ауль, профессору. Я не сомневался в том, что она сделала это с лучшими намерениями, в заботе обо мне. А хитрец Гразме дал мне выговориться и проводил свои исследования. Мне казалось, что я словно стоял совершенно голый перед ним, беспомощный, как ребенок, который наказан всесильными взрослыми, что он не делал.
Но хуже всего было то, что с этого момента для меня исключалось любое другое объяснение. И что я бы ни сказал, могло повернуться против меня. И, в то время, как я понял это с ужасающей точностью, меня сразу же охватило глубокое отчаяние. За всё приходится платить, фаталистично пронеслось у меня в голове, и для всего есть компенсация, так же, как Велленталь следует за Велленбергом. После радости — траур, после смеха — слезы. Ты увидел клочок будущего, теперь расплачиваешься этим настоящим…
Профессор сидел передо мной словно судья.
— Так вот, для меня было новостью, что уже есть почтовое сообщение с Юпитером. Ну ничего, с этим мы справимся. Радуйтесь, что у Вас такая понятливая жена. Она беспокоится о Вашем здоровье. Попытайтесь же, Бога ради, подавить свои сумасбродные мысли, мы же неглупы. С завтрашнего дня мы попробуем сделать это холодной водой…
Будь это в моих силах, я продел бы кольцо в твой нос… Но зачем волноваться, он в этом не виноват. Только дети и наивные люди выкладывают все начистоту. Да, я был настоящим простофилей, говорил тогда, когда следовало молчать и хитрить. Подавлено я сказал: «Вы правы, господин профессор, я поступил необдуманно. Я сожалею о письме. Но почему Вы не расцениваете все это как безобидный тик? Не потешится ли однажды каждый с сумасбродными мыслями? Какие нелепицы позволяете Вы себе время от времени, господин профессор?»
Мой вопрос раздосадовал его.
— От таких замечаний Вам лучше воздержаться, господин Вайден. Вы только подчеркиваете этим лабильность состояния Вашего здоровья. Не надейтесь надуть меня, я вижу Вас насквозь. Очевидно, Вы питаете слабость к Гамлету, поэтому я хотел бы продолжить дальше Вашу цитату с этого места. Вспомните, дальше там продолжается несколько по-другому: «Да заберут Вас черти, Вам кажется, играть на мне полегче будет, чем на флейте? Вы меня лишь расстроить можете, но не играть на мне!».