Время перемен. Том 2
Шрифт:
— Для некоторых просто нет другого пути. Мы выбираем лишь доступные дороги, а в деревнях бывает ещё хуже.
— Уж лучше я прорублю собственную, чем выбирать из дерьма и блевотины.
— Или сложишь голову, пока будешь прорубать.
— Или так.
— Пойдём, нам нужно решить, что делать дальше.
С этим было трудно спорить. Пока они разговаривали, минуло полдень. Погребальный костёр как следует согрел их, вся одежда высохла и пришло время подумать, как не умереть от жажды. С этим справились быстро — нашёлся ручеёк шагов за триста от берега. Ещё капитан смастерил что-то вроде сети из рубахи мёртвого матроса, и поймал ей
А вот рыба без соли и трав не очень-то пришлась Трому, но что он мог поделать? Холуёв, или баб, что приготовили бы ему нормальный кусок мяса с печёными овощами, в этом лесу не водилось.
Солнце уже клонилось к закату, когда капитан решил, что лучше уж они пойдут вдоль берега, чем будут плутать в лесу. Марк счёл такое решение верным, а Тром с Олафом не спорили. Естественно, ночью они никуда не пошли, а насобирали лапника и дров побольше.
Когда Тром улёгся, он никак не мог заснуть — то в голову лезли всякие мысли, то лапник колол тут и там. Но, если не шевелиться, было сносно. Скоро тепло и усталость сделали своё дело — сон сморил его.
Они провели на этом месте ещё два дня — капитан не хотел отправляться в путь без запаса воды, и им с Марком пришлось выстругать короб из большого куска бревна, которое они пережгли в двух местах — рубить было нечем, хоть Марк и пытался найти острый камень, чтобы сделать из него топор.
Оба горца по очереди выковыривали ножом кусок за куском, и к концу второго дня короб был готов. Их руки покрылись волдырями от этой работы, а то, что получилось, вышло не очень-то удобным, но это было лучше, чем ничего.
Капитан наловил ещё рыбы, которая уже порядком надоела Трому, и на следующий день они отправились в путь. Им удалось привязать две рубахи к коробу, вместо лямок, чтоб не нести его в руках, но короб натирал спину, пока Марк не придумал обвязать его тряпьём полностью, и теперь Тром спокойно шагал, глядя, как впереди болтается рыба на шнурке из ботинка мёртвого матроса, который капитан держал в руке. Они то и дело заходили поглубже в лес в поисках воды, или останавливались, если видели заводь, где можно раздобыть рыбы. Вечером разжигали костёр от тлеющей чагги, которую Марк взял с собой ещё с первого их привала.
Через три дня Трома уже тошнило от этой пресной жареной рыбы без соли и трав, и от еловых иголочек, которые они жевали в пути, потому, что это было единственное, что можно жевать, кроме рыбы. Его раздражал и лапник, на котором они спали каждую ночь, и морская соль, что оседала на их шкурах и одеждах, и ветер, идущий с воды, и постоянный шум волн.
На пятый день Тром стёр себе ногу и им пришлось сильно замедлиться. Марк отыскал подорожник в лесу, и через два дня нога почти прошла.
Они то проходили по многу каждый день в поисках чистой воды, растягивая запас, то подольше отдыхали у какого-нибудь ручья, чтобы набраться сил. Ведь никто не знал, когда им попадётся следующий чистый источник.
На первый взгляд всё это напоминало обыкновенный поход. Только не хватало нормальной еды, нормальной одежды, хороших походных одеял, холуёв с охотниками и деревень по пути, в коих им так хорошо отдыхалось в былые дни. То есть, не хватало всего.
Все четверо похудели, глаза их ввалились, лица заросли и стали совсем дремучими — на корабле хоть как-то можно было за собой следить. Тром устал, но шёл вперёд. Он чувствовал себя голодным волком, несколько дней идущим по следу, чтобы настичь, наконец, добычу. И ещё часто вспоминались те самые слова, что не позволяли ему быть хуже капитана с Олафом: «Кроме вас двоих, я больше нигде не видел таких воинов. Ты был только чуточку хуже…»
После восьмого дня пути двое суток им не попадалась вода. В конце концов, Олаф отыскал захудалый ручей, из которого капитан побаивался брать воду, но делать было нечего — они пополнили запас и пошли дальше. На следующий день у Олафа заболел живот. Он быстро расстался с остатками пищи внутри и шёл вперёд зелёный, замедляя остальных. Им опять повезло — больше никто не заболел. Нужно было остановиться и дождаться, пока Олафу станет лучше, но без источника чистой воды рядом делать этого было нельзя.
И они так и брели у берега, а горцы то и дело отходили в лес искать ручьи. Чистый ручей нашёлся на следующий день. А ещё через день по Олафу в последний раз прошлась лихорадка, и он поправился.
На исходе второй недели пути береговая линия сделала поворот к материку, и тогда капитан сказал, что до города ещё столько же. В это время Тром жевал безвкусную рыбу онемевшими челюстями и жалел, что у него нет с собою лука, иначе бы давно научился охотиться, как Марк когда-то. Они видели зверьё на опушке — косули, волки, лисы или зайцы часто выскакивали из-за деревьев посмотреть на четверых неудачников, которые и сделать-то ничего не могут. Как нарочно, никто из них не умел ставить силки, и приходилось каждый день есть проклятую рыбу.
Так прошло ещё несколько дней, пока Тром не увидал на опушке хромого оленя. Глядя на то, как сильно животное припадает на правую переднюю ногу, горец решил, что уж сегодня от отведает мяса и передал тлеющую чагу Олафу. Олень отходил в лес, понемногу, стараясь держаться на расстоянии от Трома, но ему сильно мешала нога. Все трое тоже увязались следом, но немного отставали — мешала связка рыбы и короб с водой.
Поединщик перехватил дубину, что нашёл три дня назад, поудобнее, и бросился бегом за своей добычей. Олень сначала заметался в стороны, потом пустился наутёк и, казалось, начал отрываться, но споткнулся, сбил шаг, и Тром почти настиг его, но зверь сделал ещё один отчаянный рывок, развернулся и выставил рога навстречу. Тогда горец обрушил дубину сверху вниз, на голову, точно промеж ветвистых рогов. От удара морду оленя впечатало в землю, он то ли заблеял, то ли замычал. Тром добавил ещё раз, олень замолчал. Горец хотел добить его таким же ударом, но олень рванулся навстречу и вскинул рога вверх. Поединщик вовремя отскочил и ударил дубиной снизу вверх, прямо по открывшейся челюсти. Зверь заревел, накренился на правый бок, перекосив голову от удара, а потом и вовсе завалился ничком на раненую ногу.
Подбежал Олаф:
— Держи его за рога!
Тром бросил дубину, обеими руками схватился за рога зверя и прижал его к земле, не давая встать. Олаф взгромоздился сверху, в руке у него уже был нож. Одним движением он глубоко перерезал оленю глотку. Кровь обильным потоком хлынула на землю, олень крякнул напоследок, дёрнул задними ногами и обмяк.
Подошёл капитан:
— Кто-нибудь умеет его разделывать?
— Разберёмся, — ответил Тром, — Я видел, как это делают холуи в горах. Нужно подвесить его головой вниз.