Время перемен. Том 2
Шрифт:
— Ваш мир совсем другой. Жизнь везде разная и везде интересная. Иногда я жалею, что не стал моряком. Столько всего мог увидеть…
«Везде интересная? Ну нет уж. Ничего интересного у низинников тут нет. То ли дело в горах».
Настало время мыться.
«После заката в кухню приходи», — тихо ответила Мира, когда Тром вручил ей свои сапоги.
Все мужики собрались в протопленной комнате и отдали одежду бабам, а сами мылись холодной водой, натасканной в большие бочки из ручья неподалёку. Бабы мыли одежду в том же ручье, а потом вешали на верёвке, натянутой меж деревьев. После помывки мужики обернулись в шкуры
Потом настала очередь баб мыться. И Тром, сытый и согревшийся под шкурами, в комнате, где спала их команда, лежал и ждал заката, стараясь не забыть, как через все эти двери пройти в кухню и не заплутать в потёмках. Наконец, он кое-как обернулся шкурой и пошёл. В кухне горела свеча, а Мира, нагнувшись над столом, дошивала его правый сапог.
— Иди сюда, почти готово, — не оборачиваясь, проговорила она.
Тром оглядел левый сапог. Она нашила новую кожу поверх старой. Аккуратно и надёжно. Горец предпочёл бы новые сапоги, но то, что есть, всё равно было лучше, чем оказаться с дырявыми посреди леса, хоть и делало их тяжелее.
— Готово, — баба поставила правый сапог к левому, встала и заперла обе двери на щеколды, — Теперь недурно бы заплатить за работу.
Баба приблизилась к нему, она уже скинула платье. В тусклом свете свечи он увидел огонь плотской страсти в её глазах. Стоило признать, она была не так уж и дурна, хоть и хуже тех восьмерых, которых Тром чаще всего брал в горах. Её лишь слегка портил живот, который был чуть больше, чем надо, да еле заметный волос над верхней губой. Но бёдра и сиськи — самое то, как и нежная шея, и покатые плечи… Он почувствовал, как быстро твердеет там:
— Вождь велел мне не ссориться с охотниками, поэтому тебе лучше бы одеться.
— Из-за меня ты ни с кем не поссоришься. Муж мой год назад помер. Медведь задрал. А больше ни с кем я не сошлась.
— Что скажет Кшиштоф?
— Какая разница? Не он решает, с кем мне спать.
— А кто решает?
— Я сама, дурачок.
— Низинники…
— Привыкай.
Она нежно, но неотвратимо усадила его на лавку. Шкура сама собой сползла с него на пол. Медленно и ловко Мира уселась на него сверху. Это было так приятно после столь долгого воздержания…
Он проснулся незадолго до рассвета, и смотрел в потолок. Они так и не затушили свечу, и её пламя то и дело подрагивало в еле заметном сквозняке. Раз, другой, третий… Сколько ещё раз, пока весь дом не оживёт и не наполнится звуками пробуждающихся ото сна людей?
Мира пихнула его локтем:
— Просыпайся.
— Я не сплю.
— Ты знаешь, что мог бы остаться здесь, со мной?
— Мы должны вернуться на родину.
— Торопишься на войну? Мой отец был воином. Героем. Я почти не помню его лица. Почему вы, мужчины, всегда куда-то рвётесь? Посмотри, мы живём здесь, вдали от города, с его суетой. Можно нарожать детей и учить их охотиться вместе с тобой, и никто тебя тут не найдёт, если сам этого не захочешь. Что может быть лучше?
— Дети. Почему вы придаёте им такое большое значение?
— Это продолжение тебя самого.
— Только лишь дети? А моя страна, мои воины, мои поступки? Они тоже моё продолжение.
— Нет никого роднее твоих детей.
— Что это значит?
— Я не смогу объяснить, нужно познать самому.
— Мы скоро уйдём, ты знаешь.
— Знаю, но я не могла не попытаться. Бери свои проклятые сапоги и вали к своим проклятым друзьям.
Они пробыли у охотников ещё три дня, два из которых Тром охотился вместе с Марком и Хьюи. Первый раз было интересно, а второй слишком долго, но оба раза Тром узнал много нового, и теперь он понимал, как найти зверя и как его загнать, если будет нужно. Зачем свежевать и избавляться от требухи, почему не нужно долго давать зверю лежать, и ещё несколько вещей об охоте. Возможно, когда-нибудь ему это поможет.
На утро четвёртого дня они взяли вдоволь запасов и двинули в Детмер. Кшиштоф сказал, идти шесть дней. Он и Хьюи присоединились к походу и захватили с собой шкуры, клыки, рога, мясо и всё, что возможно продать, или выменять на железо, соль, одежду, обувь — словом, на всё, что могло понадобиться охотнику в лесу, и чего этот лес не мог дать.
Неуклюжий короб для воды они сменили удобными кожаными мехами. Вместо противной рыбы у них было вкусное мясо с зеленью, вместо холодного берега со сквозным ветром шли они среди деревьев, и Трому было легко. Даже легче, чем у себя, на родине. Ведь там он ходил в добром доспехе и при оружии, а тут лишь одинокая дубинка болталась на поясе, да мешок со шкурами висел на плече. Добрая еда, добрые костры по вечерам и добрые шутки возвращали ему силы. Тром уже не был жалким оборванцем, который того и гляди от голода сдохнет. Вместе с силой возвращалась и уверенность. Но не та, что раньше, ведь теперь он знал, что Марк лучше. Впрочем, он хотя бы был на правильной стороне с правильным вождём.
— Жаль, что вы не остаётесь. Вместе мы могли бы построить маленький город в лесу, — внезапно сказал Кшиштоф.
— Откуда ты можешь знать? Ты ведь не предлагал, — ответил Марк.
— Если Мирины сиськи не заставили Трома остаться, тут я бессилен.
Тром с таким удивлением посмотрел на всех, что компания не выдержала. Первым расхохотался капитан, за ним остальные.
— Он думал, никто ничего не знает, — сквозь хохот проскрежетал громила, — Тром, ты порой наивен, как ребёнок.
— Тебе видней, вождь, ты часто с ними общался.
— Да не дуйся ты. Подумаешь, бабу оприходовал.
— Если в этом ничего такого нет, зачем вы тогда ржёте, как кони?
— Видел бы ты свою рожу…
— Ваш смех… Вы будто подглядывали за мной.
— Я бы подглядел, будь мне шестнадцать, но не сегодня. Думаю, остальные того же мнения.
Все расхохотались, кроме Хьюи. Тот немного смутился, так, словно не прочь был подсмотреть, но теперь все об этом узнали. Похоже, парень с бабой не бывал. Его вообще можно было читать, как развёрнутый пергамент, этого Хьюи. Тром на миг задумался, выглядит ли он таким же дураком со стороны, или всё-таки немного поумнее: смеялись ведь не над Хьюи.
Потом Тром рассказывал им про битвы, а потом Кшиштоф поведал ему про разные случаи на охоте, и это было почти так же интересно. Сон не шёл. На следующий день им предстояло войти в город, и Тром всё гадал, чем же в этот раз удивят его сумасшедшие низинники. Его мысли блуждали, вспоминая, что говорил капитан и сравнивая это с их горским укладом. Наконец, сознавая, что от этих метаний толку чуть, Тром стал перебирать в уме свои излюбленные связки ударов и построения дружин, снова и снова, как всегда делал, если не мог заснуть.