Время перемен. Том 2
Шрифт:
…
В какой уже раз Род видел подобное? Корчащиеся лица своих и чужих, люди, охваченные агонией, дёргающиеся тела, новые и новые волны штурма. Он не знал, он давно сбился со счёта. Жаль, капитана нет рядом. Но рядом молодой граф, а его никак нельзя подвести, поэтому Род уверенно сжимал топор, ожидая очередную, самую опасную, волну. Подсчитывать раненых было некогда, запасная тетива отсырела напрочь, и он бросил арбалет подальше от насыпи, на восковую накидку. Враг кинул стрелы, но у него тоже отсырели тетивы и залп не удался. Зато рукопашные подбирались всё ближе, и вот сшиблись, те и те — злые, те и те — истощённые, голодные, замёрзшие, кто-то больше, кто-то меньше, но одни сверху, а другие
— Справа филонят.
Граф смотрит туда, потом бежит на подмогу:
— А ну, насмерть стоять!
Опрокидывает очередного врага, выскользнувшего из-под прикрытия большого щита своего товарища, помогает свергнуть нападающих вниз, но сам чуть не падает за ними. Род и ещё один солдат ловят его за ногу и затаскивают обратно. Граф, весь в грязи, как ни в чём не бывало возвращается на середину и вновь кричит:
— Насмерть стоять!
Только это сейчас и осталось. Уловки, хитрости, приказы — всё в прошлом. Кровь и ярость вперемешку с грязью — вот и весь мир, что есть у них сейчас. Род видит злые лица солдат. Они согласно кивают в ответ на крики графа. Очередной приступ. Рота яростно отбрасывает его, и трубит рог. Вон Жак, тяжело дышит, опершись на алебарду. Живой. Кровь на лице, но ерунда — царапина. А где Тиль? Лежит на земле, окружённый своим отделением. Не спрашивая разрешения, Род бросается к нему, расталкивая солдат:
— Ну ты чего? — спрашивает он старого друга.
— Плохо дело, — сквозь зубы отвечает арбалетчик, — Видишь, нога висит, живот продырявили, да в боку дырка. А в лазарете — сам знаешь, что там сейчас творится. Даже если зашьют, мне больше не ходить. Помнишь, ты обещал?
— Ерунда.
— Нет, ты обещал, двенадцать лет тому назад. Укол милосердия, последний подарок другу. Давай, не будь размазнёй, раз уж ты оказался здесь! Лучше бы сидел в своём графстве, у хозяйки под юбкой, верно я говорю?
Род смотрит на его искорёженную ногу, на кровь из живота, уже проступившую сквозь кольчугу, и обнимает голову старого друга:
— Верно. Ты готов?
— Лучше ты, чем кто-то другой, давай, не тяни.
Род вонзает трёхгранник другу под подбородок на всю длину. Тиль мгновенно замолкает, здоровая нога его слегка дёргается в последний раз, и тело обмякает в руках старого ветерана.
…
— Ротного подкололи! В лазарет, скорее! — орёт кто-то из пестуйцев. Жерар видит, как Леонардо уносят двое солдат. Теперь три офицера на всю роту. Граф заметил вмятину на своём левом наручнике, но откуда она взялась, так и не вспомнил. Его слуга рядом уже высекает искры, поджигая трут. Кажется, он всегда на шаг впереди, а старое лицо его всегда спокойно и невозмутимо. Затем слуга готовит лёжку возле костра, и Жерар кое-как устраивается на ней, сняв нагрудник и забывшись пьяным, чёрным сном. Внезапно его будят.
Дядя стоит на верху насыпи и что-то вещает роте:
— Они могут сколь угодно осыпать нас камнями с катапульт, посыласть свои лучшие полки, но им нас не взять. Выстояли в Печальном гарнизоне, выстоим и здесь!
Солдаты вздымают оружие вверх, приветствуя своего командира. Криков немного, лишь готовность пойти со своим командиром на что угодно. Мрачная решимость отражается в их лицах.
Лишь после этого де Куберте подходит к Жерару и шепчет на ухо:
— Солдаты уважают тебя, особенно после вчерашнего. Не просри это, слышишь? Большинству дворян плевать на такие вещи, но, поверь, это даётся не так просто.
Дядя следует дальше, в другую роту. Ряды их поредели, треть бойцов с повязками на головах, а у скольких есть повязки под бронёй, Жерар не знает. Наступает затишье, во время которого никто не расслабляется. Жерар успевает поесть и опорожнится, и всё начинается заново — град стрел, подбирающиеся еретики и сеча. Брешь. Он сталкивает одного, второго, схватывается с третьим. Эспаду чуть не выбивают из рук щитом, хватают за левое предплечье, тогда Жерар бодает врага шлемом в шлем. Искры из глаз, но еретику тоже досталось, как раз столько, чтобы успеть всадить кинжалом в шею. Проклятье, лезвие соскальзывает с горжета, тогда — удар навершием эспады в лоб и добавить ногой. И враг катится вниз. Род отбивает летящее в него лезвие топора, а Жерар перемещается вправо — туда, где выбили двоих солдат из строя. На этом бруствере их осталось слишком мало, тут нужен резерв. Он отбивает кинжалом копьё, колет врага в живот, тут же получает алебардой по плечу от другого, что-то цепляет его за ногу, он падает, хватает вражеского солдата, катится с ним по земле, получая удары со всех сторон. Кружится голова, золотые искорки перед глазами.
Спустя какое-то время, слуга снимает с него шлем:
— Как вы, господин?
Над долиной раздаётся вой рога еретиков.
И снова побитые, израненные, но злые и решительные, они ждут очередной попытки. Сколько дней прошло? Сколько солдат в строю? Некогда считать.
— Они дрогнут, как и раньше, — злобно шепчет де Вис, назначенный новым командиром роты.
— Лучше бы им дрогнуть, — отвечает Жерар, — Не то, клянусь, перебьём всех до единого.
Бешеные и свирепые, они ждут неизбежного.
— Знамя де Ветта! — орёт кто-то на правом фланге.
Все поворачиваются на северо-восток. Из-за холма медленно выплывает знамя на длинном древке, с золотым солнцем на голубом фоне, а вокруг уже снуют передовые разъезды армии Его Величества.
Глава 8: Детмер
Первое, что Тром почувствовал на подходе к городу — запах. Тухлая рыба вперемешку с мусором и дёгтем. Остальные, конечно, тоже учуяли всё это.
Лицо капитана озарила улыбка:
— Все порты пахнут одинаково, правда, Олаф?
— По большей части, — моряк проверил нож за пазухой, — Тухлятина, жжёная смола и неприятности.
— Насчёт неприятностей ты попал в яблочко, мореход, — Кшиштоф перехватил мешок поудобнее, — Тут любой бродяга может ударить исподтишка, сам не заметишь, как кровью истечёшь. Соль, перец, ром, уксус, наконечники для стрел. Берём их, продаём, что принесли и бегом отсюда.
Они вышли на пригорок, и Тром увидел город: россыпь хилых деревянных лачуг рыбаков и мелких торговых лавок, перемежавшихся домами побольше — складами, тавернами, верфями.
Кшиштоф прошёл мимо бродяги, который пялился на них во все глаза, и взял резко вправо, к одному из кабаков:
— Тром, возьми у Олафа его мешок и пойдём со мной.
Горец освободил моряка от ноши и покосился на пьяного человека, что лежал в стороне от двери и силился заглянуть Трому в глаза, но приподнятая голова его так раскачивалась, что вскоре он оставил эти потуги и блеванул прямо на себя. Внутри стояла дюжина столов, два из которых были заняты — за одним уснул человек в сыромятной куртке с длинным ножом за поясом, а за вторым сидел ещё один пьяница с какой-то бабой в коротком платье с низким вырезом. Баба куда-то тянула пьяницу, но он не поддавался.