Время перемен. Том 2
Шрифт:
Тром вскочил, чтобы поставить зарвавшегося бандита на место — да, он сослужил им добрую службу в этой дыре, но перечить вождю, да ещё в таком тоне… Однако, Марк примирительно положил руку ему на плечо и повернулся к их компаньону.
— Олаф, отойдём на пару слов.
Они втроём встали подальше от остальных, и моряк поглядел на громилу:
— Ну?
— У нас пока неплохо получается, — начал Марк, — Мы слушаем тебя там, где тебе виднее, а тут ты послушай нас. Если точно знаешь, что будет драка, доспех лишним не окажется. Поначалу неудобно, но пообвыкнешься. Не нужно носить его весь день. Будешь упражняться в нём с
— Не убедил.
— Поверь мне на слово пока. И остальным покажи, что мы — единое целое. Пусть правильная молва о нас идёт. Потерпи, я прошу.
— Ну… лады, — Олаф подошёл к подстёгам и стал надевать одну из них, — Как их носить-то?
Марк долго объяснял Олафу, что где завязывается, показывал, как всё это правильно подогнать, а разбойники Медного молча глазели на них, изредка перешептываясь. Потом горцы собрали всё, что более-менее подходило и направились к местному портному, оттуда — к кузнецу. И везде нужно было подгонять, вымерять, подкалывать, подвязывать. Трому досталась хорошая, но коротковатая кольчуга и нагрудник, который пришлось разогнуть, чтобы он стал шире, но края его всё равно не сходились по бокам. Тогда они сделали новые дырки на ремнях, и он, наконец, сел удобно, хоть и не защищал с боков. Из шлемов были только шишаки, никак не закрывающие лица, но Тром всё одно радовался. После всех примерок и подгонов подшлемники с подстёгами у них забрал портной и обещал, что перешьёт всё до послезавтра. Кузнец же посулил справиться за три дня. Новые доспехи были не чета тем, что он носил раньше, но с ними Тром будто снова обрёл твёрдую землю под ногами. И плевать ему было, что как-то нужно разбираться со всеми этими шлюхами, и он наполнился уверенности — накопят они на корабль и поплывут к себе, чтоб сражаться за свою землю. Сумеют, сдюжат, прорвутся. Так лежал он, глядя в потолок и улыбался, пока Олаф не открыл дверь и не впустил Кривую Эльзу, на что Марк поднялся с кровати и указал ей на грубую деревянную табуретку возле окна.
— И зачем нам кухарка? — спросил вождя Тром.
— Она не всегда была кухаркой, — ответил за него моряк.
— Сказывают, раньше ты была шлюхой, — пробасил Марк, — Может, знаешь, почему столько их ушло из Трёх Кабанов?
— Слухи ходят, хозяин их не бережёт.
— Что это значит?
— Небось, как обычно всё — колотит, да деньги отбирает. Вот и ушли они к тому, кто меньше колотит, да больше платит.
— А скажи-ка нам, Эльза, — вкрадчиво вклинился Олаф, — Что, всех шлюх у вас в городе бьют?
— А как же?
— И тебя лупили?
— Думаешь, откуда кривое плечо у меня? Хозяин дубьём избил, срослось криво, с тех пор в кухарках. Кто такую возьмёт?
— Твоя правда… — моряк задумался, а Эльза, казалось, ещё сильнее скрючилась после этих его слов.
Марк же не перебивал и глядел на Олафа — ждал, что тот скажет.
Но моряк не спешил с выводами:
— Эльза, нам в чужих районах появляться опасно, а ты можешь. Будь добра, прознай у тех, кто сбежал, что не так было. А после уж мы с кабатчиком побеседуем. Как бишь, зовут-то его?
— Гнильцом вроде. Только два-три дня мне надо, раньше не управлюсь.
— Постарайся за два, — шепнул Марк, — Уж мы не обидим.
— Это если Хмель отпустит.
— С Хмелем любой из нас договорится, да вон, хоть Тром, — пожал плечами Олаф.
— Да, Тром, поговори с нашим кабатчиком, — задумчиво потёр подбородок вождь, — Как броня готова будет, хочу в Три Кабана заявиться, да потолковать с этим Гнильцом.
Эльза, видя, что разговор окончен, убежала, Марк улёгся на кровать, а Тром пошёл выполнять поручение вождя. Два дня назад он недоумевал, с чего Марк заступается за эту калеку, но сейчас понял, что вождь опять оказался умнее его: калека могла принести пользу, да и жратва у них на столе была не в пример лучше той, что подавали остальным.
Кабатчик Хмель ошивался в зале, разливая посетителям грог.
— Эй, бедолага, дело есть! — окликнул его Тром через весь зал. Головы повернулись на звук. Трактирщик понял, что обращаются к нему и ждал.
— Эльзу не трогай, она по нашим делам ходит.
— Может, я сам решу, что делать со своей кухаркой?
Тром подошёл, перегнулся через стойку и подтянул его к себе. Невысокий и круглый трактирщик беспорядочно болтал ногами в воздухе. Раны Трома заболели, но он терпел.
— Может, я раздавлю тебе голову?
— Йон прирежет вас, как узнает, — пропыхтел Хмель.
— Йон всё это и затеял. По приказу Медного. Впредь делай, как я скажу. У меня больше никогда не возникнет желания отчитываться перед тобой.
Трактирщик молчал.
Тром подтянул его выше.
— Усвоил, усвоил!
Горец обвёл взглядом зал:
— Остальные?
— Проблем нет, — пожал плечами один.
— Ага, ты хорошо всё объяснил, — хлебнул грога другой.
— Да, не подкопаешься, — покивал третий.
Лезть на рожон ради Хмеля никто не хотел. Поединщик кивнул и ушёл к себе.
…
Кольчуга сидела как надо. Подстёга, шлем — всё подогнали, да и раны подзатянулись, хоть и было ещё далеко до того, как они превратятся в обычные шрамы. Горец чувствовал в себе былую силу и, хоть и ловил на себе удивлённые взгляды бандитов, ему было плевать — пусть эти дураки хоть всю жизнь без доспехов ходят. Сами её и укорачивают от глупости своей. Ещё ему нравился недавний разговор с Хмелем. Особенно то, как его испугались остальные. И он чувствовал, что беседа с Гнильцом будет не хуже. То-то, пусть знают горцев!
Вопреки названию, над входом в кабак висела лишь одна кабанья голова.
Как только они вошли, Олаф тут же подозвал одну из шлюх — оборванную, худую, с синяками на шее:
— Где Гнилец?
Она указала глазами наверх, откуда слышался шум. Йон начал подниматься по винтовой лестнице, держа нож и топор в руках, за ним пошли остальные.
— Я сбегу от тебя, как все прочие! Сбегу завтра же, слышишь!? — раздался женский крик, а следом — звук удара.
Тром вошёл в комнату последним и увидел, что на полу лежит баба с разбитой губой, а над ней навис грузный широкоплечий мужик. Завидев Йона и остальных, он застыл с поднятой для удара рукой, а Йон, улыбаясь, смотрел на них:
— Вчера я думал, что мне будет трудно разговорить тебя, но ты, Гнилец, сам себя сдал…
— Сдал?
— Ну да. Всё так, как ним и поведали: ты их лупишь, они убегают. Получается, с тебя и спрашивать.
— Спрашивать? Ты ничё не перепутал? В своём кабаке буду лупить их, когда вздумается. Захочу — до смерти забью.
— Не твой это кабак. Медный заберёт его в любой миг, если захочет, и ты не хуже моего это знаешь. Тебе бы дань собрать, да помалкивать. Вместо этого ты разрыл могилу сам себе.