Время перемен. Том 2
Шрифт:
За три дня до назначенного срока Йон разрешил всем отдохнуть, и сейчас горцы неспеша топали в корчму «Три кабана», зная, что Кривая Эльза не откажет им ни в еде, ни в иных удовольствиях, а её шлюхи, помня про то, что они сделали с Гнильцом, всегда дадут бесплатно.
У входа судачили трое крепких ребят:
— Картинка этот не жмот, говорю вам. Взять хотя бы кабак вот этот — это он тут всё так обставил. Если его шлюхи так хорошо гребут монеты, что уж о бойцах говорить?
— Слыхал, он не терял бойцов, кроме той стычки со Жжёным…
— Это да, бойцов он бережёт, самая большая банда у него на районе.
— Думаешь, Медный правой рукой его сделает?
— Ясен-красен, чего бы нет? Крысиных движений за ним никаких, братва уважает.
Краем
Кривая Эльза уже ждала их, кутаясь в новую шаль. Волосы её, не в пример обыкновению, были отмыты и расчёсаны, одежда сияла чистотой, и Тром подумал, что, коли не кривое плечо, она была бы не так уж и дурна.
— Какие ходят слухи? — спросил Марк, протягивая ей кошелёк.
— Ты что-то хочешь у меня купить?
— Нет, это подарок за твои чуткие уши. Они уже послужили нам добром. Так что ещё слышно?
— Все вокруг говорят про Йона. Ещё Косынки, кажется, думают свести с нами счёты. Но пока они ждут, чем закончится наша свора с Красными.
— Почему не нападают сейчас?
— Может, ждут момента, может, боятся соседей с другой стороны, не знаю. Сдаётся мне, всё одно, кинутся, когда мы ослабнем.
— Почему? Какой толк?
— Жадность. Все эти атаманы так и смотрят, как бы отщипнуть друг от друга кусок побольше. Медный, Слепой Джон, Чёрный Паук — все они борются одновременно со своим страхом и жадностью. Что перевесит сегодня, или завтра, известно одним богам.
— И каким ты молишься?
— Никаким. Молилась Троим в детстве, пока родителей не убили, а потом поняла, что от торговли собственной щелью гораздо больше толку, чем от молитв.
…
Облаву устроили рано утром. Воины Йона, которыми почти всё время командовал Марк, пошли первыми, и встретили лишь нескольких Красных в узких переулках. На улицах пошире вождь выставил вперёд людей с мантелётами. Они оцепляли дом за домом — сначала обставляли все подходы, потом воины со щитами наперевес становились напротив окон и дверей, и только после этого Йон-под-картинкой стучался и предлагал тем, кто внутри, выйти без оружия. Большинство так и поступали, после Олаф и Тром обыскивали дом, забирали ножи и прочее и проверяли, не спрятался ли кто в укромном уголке. Прорваться попытались лишь двое: одного зарубил Тром, а второго бойцы Йона оттеснили щитами к стене и забили насмерть.
Поединщик задержал взгляд на умирающем: беспомощные, растерянные Красные напоминали ему жуков в коробе, которых он ловил в детстве ради забавы. Они не понимали игры по этим новым правилам, не понимали, стоит ли бежать и можно ли убежать вообще. Не знали, что будет, если сдаться. Горец на миг представил себя на их месте, и ему стало их жаль — такие же беспомощные, как он когда-то, на корабле. Но что можно было поделать? Они и так не убивали тех, кто сдаётся.
Бойцы обступили очередной дом. Йон собирался постучать, но что-то мелькнуло в окне и у бойца, того самого, кому порезали щёку в подворотне совсем недавно, из глаза внезапно выросла рукоять кинжала. Боец упал на спину, загремев щитом. Тром тут же прикрыл его, но спасти новенького было нельзя: он уже трясся в агонии, мелко отплясывая ногами по воздуху.
— Сжечь их нахер, — в сердцах выпалил Тром.
Хоть командовали Йон и Марк, слов поединщика послушались едва ли не охотнее. Когда дом заполыхал, и внутри раздались крики, на улицу неподалёку высыпали Красные. Они встали напротив стены из мантелётов и принялись забрасывать Медных камнями, видно, припоминая им прошлый раз. Тром заметил людей и на крышах. Сначала пришлось укрываться за щитами и мантелётами. Даже в шлемах и броне под обстрелом из камней приходилось несладко. Марк подозвал десятерых лучников — он всё-таки обучил самых способных к стрельбе. Под прикрытием щитов они не сразу, но застрелили врагов на крышах, а потом открыли окошки в мантелётах, и плохо стало тем Красным, кто стоял на земле. Сам Тром расстрелял половину запаса, когда вождь решил, что враг ослаблен достаточно, и бойцы Йона, в кольчугах и со щитами, разметали остатки сопротивления по углам и щелям. Ещё две больших толпы Красных пытались ударить с других сторон, но их отрезали мантелётами, и они бестолково толпились в узких проходах, не в силах ударить всей массой. Они начали разбегаться, когда было кончено с первой толпой, но Марк с Йоном всё-таки успели обойти и запереть часть из них. Люди метались между мантелётами и щитами воинов, как угорь на сковородке, но один за одним падали, медленно и неотвратимо. Лишь немногим удалось сбежать через крыши, но они и не помышляли о том, чтобы напасть снова. Йон велел щадить рыбаков, лавочников и прочий мирный народ. Всех их сгоняли на самую большую улицу территории Красных, ждать своей участи.
Дом Красного Зигфрида стоял на отшибе. Он не был обнесён стеной, как дом Медного, но само строение тоже складывали из камня, поэтому поджог сулил много мороки.
Люди с мантелётами не спеша огибали его по кругу, когда в доме открылась дверь, и панический голос прокричал:
— Мы не хотим больше драться, оставьте нам жизни!
— Вы люди Красного.
— Нам плевать на него, пусть подыхает, только без нас!
— Бросайте ножи и выходите!
Красные выходили по очереди, их тесаки звенели друг о друга, падая на землю, а они шли вслед за потоком мирных людей на главную улицу. Когда Йон понял, что внутри никого не осталось, он сделал знак горцам, и втроём они вошли в пустой дом. Медленно и осторожно, осматривая каждую комнату, они продвигались вперёд, но не встретили ни души. Чуть позади шёл Олаф с тремя ребятами.
Атаман сидел у себя в комнате, с трёх сторон занавешенной толстыми шторами и, казалось, смирился с неизбежным. Он баюкал у себя на коленях два больших, с локоть длиной, ножа.
— Ну, сука, кто первый? — поднялся он им навстречу, и тут же из-за штор выскочили ещё пятеро.
Тром сбил наземь одного, что был хлипче остальных, щитом, отмахнулся топором от второго и походя подметил, что Марк и Йон тоже не растерялись, потом добил лежачего, чуть не пропустил росчерк в лицо и стал теснить врага напротив. Вбежал Олаф с подмогой. Отчаянные остатки Красных во главе с их атаманом забивались всё глубже по углам комнаты. Горец прижал своего оппонента к стене, то и дело дёргая топором, чтобы враг нервничал и гадал, когда же будет настоящий удар. Бандит хотел ударить по древку топора и так отвести его в сторону, но горец вовремя убрал его, Красный промахнулся, тут же получил короткий тычок обухом в лицо и следом — рубящий удар по ключице. Рядом истекал кровью главарь Красных. Остальные тоже были зарублены или заколоты. Тром пробежался взглядом по своим бойцам: что-то не то было в осанке здоровяка Марка. Он пригляделся: лицо белое, но ран нет, доспех цел, не пробит, не проколот. Что-то хлюпнуло.
— Марк, блядь! — вырвалось у Трома, когда он увидел, что кровь льёт через край из сапога вождя, — Садись!
Верзила неуклюже опустился на землю, громыхая щитом:
— Видать, какой-то гад лёжа резанул, — прохрипел он, бледнея ещё сильнее.
Тром уже снял жгут с пояса и торопливо затягивал его вокруг икры вождя. Завязывая узел, он увидел, как глаза друга медленно закатились.
Тащили Марка вчетвером — Олаф, Йон, Тром и тот парень, которого когда-то тащил сам Марк.
— Всего пятеро раненых, — приветствовал их Нурик, — Как вы такое провернули?
— Двое убиты, да ещё Марка подрезали, — ответил Йон.
Они уже прошли и уложили здоровяка на стол.
— Всё равно, это ничтожно мало, ты и сам знаешь.
— Что с ним?
— Сейчас гляну… Крови натекло… Ярёмная вена, так её разтак… Жгут. Хорошо. Подержите его, я стяну сапог.
Портянка под сапогом промокла насквозь. Лекарь размотал её и облил ногу водой. Тром замелит не такой уж и большой тычок с внутренней стороны ноги, который, несмотря на жгут, потихоньку заполнялся кровью.