Время перемен. Том 2
Шрифт:
Тогда лекарь наложил ещё один жгут и достал инструменты. Он сшивал артерию долго — пришлось расширить рану, а это было сложно сделать, не повредив сухожилия. Нурик то и дело подрезал что-то, ругался и смывал кровь. Наконец, он взялся за иголку и принялся кропотливо штопать. Потом, уже не так внимательно, сшил мясо и кожу. Вождь то и дело ворочался, но Йон с Тромом держали крепко.
Нурик развязал оба жгута и какое-то время внимательно смотрел на рану:
— Добрая работа. Похоже, будет жить. Я, конечно, лечу парней Медного бесплатно, но за такое с тебя бутылка,
— С меня, — ответил Тром, — Попрошу Кривую Эльзу накрыть тебе стол.
— Ты не такой гордец, как мне показалось сначала.
Поединщик просидел у кровати вождя до тех пор, пока он не очнулся. Трома внезапно обуял страх, лишь стоило представить, что он останется один, но сейчас страх сменился радостью. Потом пришёл Йон и позвал всех к Медному. Марк тоже порывался идти, но Нурик ни в какую не пускал его.
А в доме Медного было всё по-прежнему. Боец на входе кивнул им, когда Тром и остальные сдали оружие, а головорезы в зале не проявляли особенно никаких эмоций, только Медный довольно улыбался.
— У тебя всё получилось, Картинка, — начал он, — Поговаривают, ты опять потерял всего двоих, зато перерезал Красных, — он подошёл к Йону и хлопнул его по плечу, — Народ только о тебе и говорит, — атаман дружески придерживал его за затылок, — И, знаешь, что?
Внезапно он всадил стилет Йону в подбородок.
— Это мне не нравится!
Охрана его повынимала клинки и обступила Олафа с Тромом. Горец лихорадочно думал, как ему безоружным сражаться с восьмерыми, но чем больше метались мысли, тем лучше он понимал — шансов нет никаких.
«Страх и жадность», — вдруг вспомнилось ему.
— Я могу отобрать район Косынок для тебя. Станешь атаманом половины города. Только дай мне корабль после, и мы больше не вернёмся.
Медный поднял руку вверх, останавливая своих убийц:
— Как же Йон?
— Кто он мне? Мальчишка глупец, мы всё сделали за него.
Даже если атаман пытался скрыть внутреннюю борьбу, это у него не получилось — колебания, неуверенность, алчность — всё отражалось на его лице. Наконец, он произнёс:
— Добудь мне район Косынок, и я дам тебе корабль.
…
Тром вновь склонился над картой, нарисованной рукой дочери рыбака — совсем ещё ребёнка, но единственной, кто умел сносно рисовать в этом районе. Впрочем, то, что нужно, она отразила. Поединщика одолели сомнения: Марк, его вождь, был совсем плох. Он даже не мог смотреть на карту и соображать, так много крови потерял. А сам Тром — не лучший командир. Решения Марка всегда мудрее — чем больше невзгод обрушивалось им на голову, тем лучше горец это понимал. И сейчас он боялся, что решит всё неправильно, что их затея провалится, и тогда конец и ему, и вождю. Но кто ещё, кроме него, мог спланировать военную вылазку? Лучший из худших…
«Марк победил, но, кроме вас двоих, я больше нигде не видел таких воинов. Ты был только чуточку хуже, правда-правда!»
Слова из прошлой жизни, но как же кстати они вспомнились! Тром принял то, что некому больше тащить это, и поклялся себе сделать лучшее, на что только способен.
Он опять сравнил карту Красных и карту Косынок: «Нет, первое впечатление было верным — с косынками не получится так же — слишком широкие улицы, слишком мало места, чтобы запереть их». Он думал, что, случись им всё же драться в чужом районе, они смогут победить. Но какой ценой? Какие будут потери? Потерь Тром не хотел. Для того, что он задумал, потери были бы совсем некстати.
Марк валялся в бреду, но нужно было действовать, и действовать быстро, пока жадность ещё довлеет над страхом, иначе их ждёт участь Йона, уж об этом даже такой тугодум, как Тром, додумался сам.
После этого они с Олафом разговаривали целую ночь и, в конце концов, горец решил использовать ту же уловку, что когда-то применил против него Комад. Бывший великий поединщик попросил Эльзу пустить слух, что свора с Красными дорого обошлась Медным, что людей у них осталось меньше половины, и те с ранениями. Он знал, что, дерись люди Медного по старинке, именно так и случилось бы. Лишь поэтому рассчитывал, что слухам поверят.
Уже на следующий день Тром стоял на крыше Трёх кабанов и ждал. Либо Косынки ударят сегодня, не успев ничего проверить и положившись на слухи, либо затаятся, тогда придётся осторожно кусать их в надежде выманить на свою территорию.
Он увидел много факелов в чужом районе и сразу понял, что враг придёт сегодня. Значит, не зря он не давал покоя перстам Медного, не зря расставлял засады и объяснял, кому и что надо делать, не зря они с Олафом думали, что сказать перстам и, главное, когда. Во всяком случае, он надеялся, что всё это будет не зря.
Косынки пошли по трём переулкам, прямо к самой главной улице, но которой было больше всего кабаков, где обычно и жили бандиты Медного. Но не в этот раз. Сегодня все попрятались по никчёмным лачугам, до которых Косынкам, по глупости своей, дела не было.
Тром решил, что начнёт отрубать с хвоста и, когда большая часть врагов высыпала на главную улицу, он подал сигнал. Рядом, набрав воздуха в лёгкие, пронзительно свистнул Жила. Тогда два из трёх переулков, где ещё остались враги, перекрыли мантелётами, появившимися из тех самых лачуг, до которых никому не было дела. Из них же выскочили воины в броне, которую с недавних пор они стали очень ценить. Всё ещё неопытные, тем не менее, по сравнению с косынками, у которых были только ножи да топорики, они представляли грозную силу. Тром даже не хотел больше звать их бандитами.
В переулках началась резня. Некоторые из тех, кто был на главной улице, заметили это и забеспокоились, но большинству было плевать — они рыскали по кабакам в поисках раненых и обессиленных Медных.
— Когда перебьём всех в этих двух переулках, свистнешь второй раз, — Тром залез обратно на чердак, спустился из окна на крышу соседней лачуги и заглянул в переулок, где парни Йона наступали на сгрудившихся у мантелёта Косынок, прямо под ногами горца.
— Эй, дружинники, посторонись, я спрыгну, — он соскочил с невысокой крыши. Без лука и колчана делать это было не в пример удобнее, — Сомкнуть строй.