Время перемен
Шрифт:
— Да ты ценное приобретение, Патрик! — искренне восхитился Рем.
— Да, я такой! — заулыбался первый вассал баннерета. — Но что там о знаменах? Что не так с вашими семьями, и причем тут Ковчеги?
— Мы — настоящий имперцы, исконные. Все — родом с первого Ковчега, того, что причалил в устье Рубона. Наши предки — мои, Корнелиев, Фрагонаров и прочих, все они были командирами, начальствующими на том корабле. Ну а цвет каким-то образом характеризовал их… Ну, их сферу ответственности, что ли? Так, например, Корнелии ведут свой род от той великой женщины, целительницы,
— А! Белый цвет! Логично!
— Фрагонары происходят от офицера, которого можно бы назвать капелланом, только он не являлся священником. Он должен был поддерживать боевой дух воинов, разъяснять им необходимость войны и выискивать крамолу в рядах… Там была какая-то секта, или вроде того — их священным цветом считался красный. Он и остался на знаменах нынешних владык Первой Гавани.
— А синий? У наших Аквила — синий цвет, они еще с незапамятных времен носят такие странные головные уборы, и их дружинники — тоже…
— Голубой цвет, если быть точным. Цвет ясного неба. И головные уборы называются беретами. Это была элитная пехота, её даже называли «крылатой», хотя никакого отношения к Фениксу и оптиматам она не имела. Легенды гласят — они парили по небу, на кусках ткани…
Поймав удивленный взгляд южанина, Рем пожал плечами:
— Не знаю, в Писании и Предании много странного и неподвластного пока нашему разуму. Вон, про ваших предков, первых орра, написано, что они скользили на досках по волнам — и понимай как хочешь! — тут Аркан поднял вверх указательный палец. — Но мы, ортодоксы, Писание не толкуем. Если написано, что скользили — значит скользили! Может там были какие-то особые доски, а не те, которыми мы обшиваем стены домов? Так и с Аквилами — их предки парили по небу, и точка. В честь этого — голубой цвет знамён.
— И сколько таких семей всего у нас, в Империи?.. — Доэрти осекся. — В бывшей Империи…
— Восемь. Осталось — восемь, было десять.
— И все — ортодоксы?
— Все, кроме Спата. Эти — популяры.
Всё-таки где-то внутри Аркана еще жила риторская жилка — он любил порой поразглагольствовать на темы, в которых разбирался. Ему нравилось делиться знаниями, и будь он из другой семьи, и родись в другое время — может быть, стал бы профессором в одном из имперских университетов.
— А ваш флаг? — спросил Патрик. — У Арканов — черный флаг. Я знаю — у вашего братца, которого все зовут Змием, на знамени изображен белый Уроборос, пожирающий свой хвост…
— А отец предпочел языки Священного Огня золотого цвета… — кивнул Рем.
— И Красный Дэн Беллами, на этом знамени, которое вы несете на плече. Так кем был ваш предок на Ковчеге, если цвет его — черный? Что входило в его э-э-э… В сферу ответственности? — глаза Патрика горели любопытством.
Рем секунду помолчал, а потом проговорил, стремительно мрачнея:
— Он руководил похоронной командой. Мы, Арканы — могильщики.
Хорошее настроение, которое сопровождало его всю дорогу от Гагарочек до Тарваля, пошло к черту.
Нехорошие предчувствия только усилились и окрепли, когда он услышал тревожный колокольный звон над Тарвалем.
— Оливьер, Сухарь — располагайте людей на привал вон в той роще, под лиственницами. Деревья не рубить, на костры брать только хворост. До моего возвращения — с местными контакты ограничить, кашеварить из собственных запасов, — Аркан глянул на небо: солнце только-только поднималось в зенит. — Ставьте палатки, потом — занимайтесь по программе боевой подготовки. Шарль, Луи — я на вас рассчитываю, никаких поблажек новичкам. Доэрти, бери первый десяток и за мной, идем в город.
Его голос выдавал серьезное внутреннее напряжение, и потому перечить никто не смел. Дружинники рассчитывали остановиться на постой в теплых домах, перекусить свежим хлебом и местным молодым вином, но — подчинились. Они тоже чувствовали — что-то неладно. Набат над Тарвалем возвещал — произошло нечто необычное, тревожное…
Аркан так и не отдал знамя, только переложил древко на левое плечо, сжимая его так, что побелели костяшки пальцев. Шаги баннерета и его людей гулко разносились по пустым улицам городка, хлопали ставни, скулила псина на привязи, ветер колыхал белье на веревках.
— И где все? — спросил один из дружинников.
— А вон где — на площади! — указал Патрик. — Там у ратуши что-то читают, слышишь?
Действительно, зычный голос герольда доносился с крыльца здания городской управы, но слова разобрать было сложно. Юноша в сюркоте с вышитыми золотыми гербами развернул лист пергамента, и, видимо, дочитывал обращение к жителям герцогства:
—… подписано — коннетабль Бриан дю Грифон, двадцать первого января сего года, город Аскерон.
Над площадью повисла тяжелая тишина. Аркан и его спутники не замедлили шага, ступив с улицы на открытое место, и народ начал оборачиваться, и перешептываться:
— Взгляните, кто это?..
— Черное знамя…
— Аркан…
— Это что — молодой Аркан?
— Но откуда?
— Это ли не Божий знак?
— Точно, точно, это Аркан-младший, он останавливался тут в прошлом году…
— А возмужал как! И воины с ним — настоящие волки!
— Но как? Откуда? В такой момент?!
— Знамение, истинно — знамение!
Рядом с герольдом стоял пожилой ортодоксальный священник в простой серой сутане, и старый знакомец Рема — тот самый баннерет, Скавр Цирюльник. Этот невысокий, но коренастый и мощный мужчина с глубоко посаженными умными глазми и наголо обритой головой, кажется, первым понял, что нужно делать.
Его и без того суровое лицо как-то ожесточилось, приняло решительное выражение. Он зашагал навстречу Аркану, и коротким жестом пресек его попытку поздроваться.
«Нет, нет, только не то, что я думаю, Господи!» — промелькнула в голове молодого баннерета отчаянная мысль.
Остановившись прямо перед ним и набрав в грудь побольше воздуха, Скавр Цирюльник выденул из ножен свой клинок, вознес его в воздух в салюте и вдруг выкрикнул — как-то яростно, и, кажется, с облегчением:
— Герцог умер! Да здравствует герцог!!!