Время перемен
Шрифт:
— Значит до, — подтвердила жена градоправителя, занимая стул, не так давно принадлежавший руководителю лаборатории. — И тогда получается, что либо маяки она отсекала, не заходя перед этим сюда, либо они были отсечены артефактом.
— Лучше бы второе, — в голосе целительницы прозвучала робкая надежда. — А если бы он нашелся тут, было бы ещё лучше.
— Сама знаешь, что скорее первое, — вернула её с небес на землю Анастасия. — А значит эта дамочка имела контакт с кем-то из тех, кто был задействован в похищении. И, следовательно, они должны её помнить. И даже если она перенеслась на какое-то заранее оговоренное место…
—
— То есть ты хочешь сказать, что всё-таки артефакт? — светловолосая поисковик в задумчивости постучала пальцами левой руки по столу, словно играя на невидимом фортепьяно. — А вариант, что им подтерли память, ты не учитываешь?
— Учитываю. Вернее учитывала, но откинула, потому что память не тронута — это мы уже проверили — и в момент отсечения маяков (а его Лена достаточно точно отследила), никто новый в поле зрения свидетелей не попадал.
— Невидимость?
— Она самая, — согласилась бывшая директриса. — Или артефакт.
— Значит, стоит по памяти, как ты их назвала, «свидетелей» отследить то место и попробовать поикать следы там, — не задумываясь, предложила жена градоправителя.
— Ты прямо читаешь мои мысли, — улыбнулась Маргарита Николаевна.
— К сожалению, нет, — притворно печально вздохнула Анастасия. — Ментальных способностей мне от бабушки не перепало.
— И хорошо. Как вспомню способности Доррисы, так в дрожь бросает, — целительница поёжилась, а потом вздохнула: — Жаль, что она умерла. Тем более так.
— Яды унесли много жизней, — опустила светловолосую голову поисковик. — А ведь сейчас мы бы могли их спасти. Тем горше эта утрата.
— Тем горше, — эхом откликнулась бывшая директриса. — И тем важнее не допустить повторения этого кошмара.
Анастасия кивнула. Годы Охоты слились в её памяти в череду бесконечных потерь, раненых, отравленных пациентов, удачных и провальных исцелений, постоянной работы на грани отката. В какой-то момент она эту грань перешагнула. Сознательно, с абсолютной уверенностью в правильности своего поступка. Очень немногие из её коллег уходили так, с улыбкой. В какой-то степени это был побег от суровой реальности, в которой погибли в пожаре войны все её родные, в какой-то — добровольная жертва во имя других. Перед тем как отпустить спусковой крючок беспамятства Энастия Лайон спасла несколько десятков жизней, тех самых которыми были готовы пожертвовать её коллеги, зарядила пять накопителей дара и напоследок удержала от отката Лияну.
В откате она провела двести лет, а, очнувшись, обнаружила, что не может использовать дар. И это оказалось для потомственной целительницы, жившей своей работой, намного страшнее самого отката. И даже сохранившийся дар поисковика утешением был слабым.
Воспоминания об Охоте Маргариты Николаевны не были разнообразнее: умирающие ученики и ученицы, совсем юные и успевшие уже обзавестись не то что детьми, внуками; синее поле, залитое алым, словно полыхающая огнем войны вода; её руки на этом пожаре и бесконечные попытки спасти, удержать, не дать прерваться ещё одной жизни. В чем-то ей было легче, чем Анастасии — все её родные погибли ещё во время Краха; но в чем-то тяжелее — она была вынуждена смотреть как уничтожается всё созданное её трудами, как умирают те, кому она помогла появиться на свет, те, кого она учила, кому помогала пройти через сложности Превращения и Стабилизации, те, кого она знала всю жизнь, те, с кем прошла тысячи невзгод, кто поддержал после Краха, научил всему… Зачастую именно ей приходилось делать выбор, кого из них спасти. Это было невыносимо.
Директриса славянской, теперь уже бывшая, как никто понимала правоту тех, кто жертвовал своими годами жизни ради того, чтобы в откат не упали они с Лияной, но от этого ей не становилось легче. Ничуть. Потом она считала годы их отката, как ребенок радуясь, когда кто-то из них приходил в себя. А когда на неё накатывала меланхолия, напоминала себе об их жертвах, о тех тысячелетиях, которые они подарили ей ради всего их народа.
От горьких воспоминаний русалок отвлек хлопок выстрела. На ноги они вскочили даже прежде, чем перешли на магическое зрение и воскликнули хором ужасное: «Охотники». Переглянувшись, бросились прочь из кабинета, окна которого выходили на противоположную сторону, к выходу. Не переходя на нормальное зрение. Зачем? Так ведь удобней. Тому, кто к этому привык, разумеется.
— Я вижу только двоих, — сообщила Маргарита Николаевна, не останавливаясь. Благо она, как и Анастасия была в сапогах без каблуков. Возраст и опыт подсказывали, что это куда удобней в случае необходимости отражать неожиданную атаку.
— Я тоже, — подтвердила данные поисковик. — Причем один совсем молодой, ещё ученик. А вот второй явно уже профи. И в магии не бездарен.
— Надеюсь, это не разведка перед появлением основных сил, — вздохнула целительница. Она была слишком вымотана полуреальностью, исцелением Алины и встречей с Эдвом. К тому же, последний раз спала она почти пять дней назад, пускай в полуреальности три из них и промелькнули для неё несколькими часами.
Предусмотрительно накрывшись невидимостью, они выскочили на крыльцо. Во дворе кипел бой. Двое Охотников — взрослый, матерый профессионал и совсем ещё мальчишка — отбивались от невидимых под маскировкой и скрывающими поле амулетами тритонов. Впрочем, не у всех поле было закрыто: то ли амулеты вышли из строя, то ли безалаберные тритоны оказались не готовы к нападению, то ли ещё что. А потому младший Охотник умудрился ранить не ожидавшего от него проблем юного тритона. Сотворив простейшее кровоостанавливающее заклятье, Анастасия отправила его к пострадавшему. Заниматься его раной сейчас было некогда, но первую помощь оказать она могла даже издалека.
Прошептав несколько слов, Маргарита Николаевна попыталась обездвижить сначала наиболее опасного противника, а потом уже его спутника. И тот в отличие от старшего увернуться не сумел. Скорее всего, даже не понял, что в него летит — у Охотников всегда были сложности с магическим зрением. Прежде чем бывшая директриса успела повторить попытку, мужчина, в котором она опознала главу местного управления, разбил какой-то пузырек. Двор тут же заволокло белым дымом.
«Ну и какой в этом смысл? — сама у себя спросила основательница школ. — Потянуть время? Вряд ли. Сбежать? Не выйдет — за ворота дым не распространяется, да и не может же он не понимать, что их догонят? Разве что надеется на портал… Что ж, в таком случае надо усилить блок».