Время побежденных
Шрифт:
И я почувствовал, что лицо мое заливает жаркая волна стыда. Кажется, даже уши покраснели.
— Ладно, — пробормотал я, — что уж тут поделаешь… Как ты умудрилась связаться с Антоном? Хенрик же с тебя глаз не спускал!
— Отдала записку продавцу на бензоколонке, когда покупала кофе и сандвичи, помнишь? И попросила его связаться по такому-то номеру телефона и сказать то-то и то-то.
— Всего-навсего?
Она чуть заметно усмехнулась.
— А ты что думал?
Вся беда в том, что я вообще ничего не думал. События последних дней шарахнули меня по голове, вышибив остатки соображения не хуже, чем какой-нибудь хороший свинг левой профессионального боксера. Я все еще продолжал нерешительно топтаться на месте, когда она подошла поближе и, привстав на цыпочки, нежно меня поцеловала.
— Я еще не поблагодарила тебя за то, что ты меня вытащил из того подземелья, — сказала она. — Ты был великолепен! Но у нас впереди еще много времени. А сейчас тебе нужно отдохнуть. Всем нам нужно. Предстоит большая работа. Увидимся в два.
И она, повернувшись, пошла прочь по коридору, цокая каблучками. Какое-то время я тупо смотрел ей вслед, потом, пожав плечами, направился в свою каталажку. Сейчас мне хотелось только одного — как следует выспаться.
Но как следует выспаться опять не удалось — не такой уж Антон человек, чтобы давать поблажки своим сотрудникам. Казалось, я только глаза сомкнул, а меня уже будил угрюмый дежурный. Единственное, что меня немного с ним примирило, — это поднос с чашкой кофе, который он приволок с собой. Он поставил поднос на пол рядом с моей койкой и буркнул:
— Собирайтесь. Шеф велел вам поторопиться.
Я взглянул на часы. Черт! Без четверти два! Я спал чуть больше четырех часов — а казалось, мог проспать бы целые сутки, дай только волю.
— Антон сказал, что горячий душ и чистая рубашка пойдут вам на пользу. — Пока я расправлялся с кофе, дежурный изучал меня с холодным интересом, словно я и впрямь был каким-то запертым в камеру нежелательным элементом. — Где душевые вы, надеюсь, еще помните?
Я оставил чашку и с удовольствием потянулся.
— Вчера вроде помнил.
В глазах у дежурного мелькнул какой-то намек на сочувствие.
— Ну и видок же у вас, — заметил он, — на вас что, асфальтовый каток наехал?
— Парень, я предпочел бы каток, — почти искренне ответил я.
…Горячий душ и чистая рубашка воскресили меня к новой жизни — не скажу, что я с готовностью согласился бы ринуться в новые передряги сломя голову, но, по крайней мере, вновь ощутил, что голова у меня на плечах все же имеется.
В кабинете Антона все оставалось по-прежнему, только ворох бумаг был аккуратно разложен на три стопки, и Хенрик с Карсом уже углубились в чтение. Я поискал глазами Сандру — она, склонившись над сервировочным столиком, разливала в чашки кофе. Антон, поймав мой взгляд, ухмыльнулся:
— Она уже это видела. Это — для вас троих.
Я пожал плечами. Уж такой он был человек, Антон, что не упускал возможности лишний раз прищемить мне хвост.
Распространяться на эту тему я не стал. Придвинул стул и взялся за оставшуюся стопку сводок.
«Патрик О’Нил, грузчик дублинского аэропорта. Отец — потомственный шахтер, мать — домохозяйка. Возраст — 48 лет, умственные способности — ниже среднего; хобби — коллекционирование пробок от пивных бутылок. Вплоть до настоящего времени никаких видимых отклонений в поведении не наблюдалось, если не считать пресловутой ирландской вспыльчивости, из-за которой он в 2127 году подвергся двухнедельному тюремному заключению. Выпущен под залог в мае 2127 года. Во время пребывания Патрика в тюрьме врач, пользующий заключенного, получившего в драке черепно-мозговую травму, нанесенную тяжелым предметом, вероятнее всего бутылкой, обратил внимание на то, что больной в бреду говорит на неизвестном языке. Специалисты, которым он давал прослушать магнитофонную запись, терялись в догадках, пока наконец запись чисто случайно не попала к профессору кафедры мертвых языков Кембриджского университета доктору Ричарду Баттерби, который заключил, что, весьма вероятно, Патрик изъяснялся на одном из коптских наречий, исчезнувшем более двух тысяч лет назад. Поразительно то, что О’Нил ни при каких обстоятельствах не мог столкнуться с этим языком хотя бы косвенно — если учесть, в каких условиях он рос и воспитывался. Оправившись от последствий удара, он, казалось бы, полностью вернулся в свое исходное состояние и не помнил ничего из того, что происходило с ним после травмы. Тем не менее решено было установить за ним дополнительное наблюдение, для чего наш агент устроился на работу в одну с О’Нилом бригаду. После двух недель совместной работы им были отмечены и другие странности в поведении объекта: временами он прерывал работу и, глядя в одну точку, начинал что-то бормотать, причем создавалось полное впечатление, что он отвечает невидимому собеседнику. Ранее неспособный даже к простейшим математическим расчетам, он вдруг стал проявлять поразительную способность складывать в уме пятизначные цифры и моментально переводить принятые в Европе меры веса в фунты и наоборот. Причем сам он затруднялся объяснить, как именно это у него получается. «Это просто вдруг вспыхивает у меня в голове, и все», — говорил он.
Раньше он слыл человеком компанейским, любящим после работы поболтать за кружкой пива, теперь же все больше предпочитал уединение. Тем не менее наш агент прилагал все усилия, чтобы сблизиться с Патриком. Единственное, о чем объект говорил относительно охотно, — это о своих снах. Он жаловался, что, стоит ему только заснуть, как ему начинает мерещиться настойчивый голос, зовущий его по имени. Он понимает, что должен куда-то идти, но никак не может найти нужного места. В своих снах он плутал по каким-то пугающим лесным дебрям или по узким горным ущельям, двигаясь к неведомой ему самому скрытой цели.
— Не знаю, что это там такое, — говорил он, — знаю только, что, если туда доберусь, эти кошмары прекратятся.
Жалобы на дурные сны продолжались около полутора месяцев, затем однажды наш агент застал Патрика в непривычно радостном расположении духа.
— Наконец-то я нашел это! — сказал он в ответ на вопрос агента. — Это великолепный город! Чудесное место!
Более подробно описать город О’Нил затруднялся. Особенно мешало то, что Патрик, человек глубоко религиозный, описывал увиденное им во сне примерно в тех же выражениях, в каких апокрифические тексты изображают рай. Наш агент предложил обмыть это радостное событие — он надеялся, что под действием алкоголя у объекта развяжется язык и из него удастся вытянуть какие-то ускользнувшие ранее подробности… Патрик согласился неохотно — с момента выхода из тюрьмы он, как уже упоминалось, почти не пил. После первой кружки в пивном баре «Две русалки» объект встал и направился в туалет, сославшись на естественную надобность.
Тем не менее, когда спустя четверть часа объект не появился, наш агент, проявив запоздалую оперативность, решил выяснить все на месте. Туалетная комната была пуста. Осмотрев ее, агент убедился, что никакого запасного выхода ни на улицу, ни в служебные помещения там не имелось. Единственное окно, находившееся под потолком, было застеклено и забрано решеткой. Ни стекло, ни решетка повреждены не были. «Такое ощущение, что объект растворился в воздухе», — оправдывался агент.
Последующий опрос знакомых и соседей ничего не дал — последнее время Патрик жил замкнуто. Единственное, что могло представлять какой-то интерес, — это наброски карандашом, найденные при обыске квартиры О’Нила. Очевидно, их делал сам объект, пытаясь изобразить то, что он видел в своих снах. К сожалению, он был неважный рисовальщик — идентифицировать нарисованные им объекты и пейзажи не удалось…
Я оторвал взгляд от листка, сплошь исписанного убористым шрифтом.
— И вы хотите сказать, что Особый отдел занимается подобной ерундой? Парень просто подвинулся от удара по голове, вот и все. Да я сотни раз слышал про такие штуки!
— Может, из этих сотен пять-шесть случаев стоило бы рассмотреть повнимательней: — проворчал Антон, — ладно, не болтай. Читай дальше.
Я вновь взялся за сводки.
Новости из Сан-Антонио
ТРАГЕДИЯ В ЛАРЕДО
Так до сих пор и не получили объяснения странные и трагические события в поселке Ларедо, неподалеку от мексиканской границы. В 08.00 25 августа 2128 года телефонная связь с поселком прервалась. Поскольку метеослужба предупреждала о высокой вероятности торнадо именно в этом районе, повреждения на линии приписали действию стихии. На всякий случай в поселок из Сан-Антонио была направлена машина аварийной службы. Добравшись туда, патрульные увидели, что дома совершенно целы, но их хозяева куда-то исчезли. Единственный человек, выбежавший навстречу автомобилю, оказался священником местного прихода. Однако он был в таком состоянии, что ничего внятного от него добиться не удалось. Обыскав поселок и прилегающую местность, патрульные не смогли найти никаких объяснений тому, куда делись жители. Автомобили были припаркованы на своих обычных местах. Священника отца Игнасио, который в бреду твердил что-то о кознях врага рода человеческого, пришлось доставить в Сан-Антонио в смирительной рубашке — иначе справиться с ним было невозможно. Он пытался выцарапать глаза патрульному, приняв его за посланца дьявола.
По прибытии в Сан-Антонио священнику ввели две стандартные дозы успокаивающего, но, даже когда он пришел в себя настолько, что мог отвечать на вопросы местного шерифа, прояснить картину происшедшего все равно не удалось. Он рассказывал такие странные вещи, что приписать им какое-либо логическое объяснение было просто невозможно. Все началось, по его утверждению, с того, что местный деревенский дурачок, стоя посреди площади, стал уверять всех, что ему открылось видение — прекрасный город, повисший в небе без всякой опоры. Столпившиеся вокруг него любопытные поначалу ничего не видели, но потом кое-кто из них и впрямь стал уверять, что в раскаленном мареве проступают какие-то странные очертания. Причем, как утверждал отец Игнасио, те, кто видел этот мираж, описывали его каждый по-своему.
Затем все прекратилось так же неожиданно, как и началось, тем не менее ночью священник проснулся от ощущения гнетущей тревоги. «Странный голос звал меня по имени, — говорил он, — и я уверен, что он не имел никакого отношения к Господу». Пытаясь спастись от неведомого зова, он выбежал на улицу. Там уже находились практически все жители поселка, которых необъяснимый ужас поднял с постелей. Почти все они в отчаянии заткнули уши руками, многие катались по земле, пытаясь избавиться от наваждения. «Я думал, у меня лопнет голова», — сказал священник. И опять все закончилось так же внезапно, как и началось. Наутро он собрал всех односельчан на воскресную службу — он надеялся, что дьявол все же оставит их. Но, когда он уже взошел на кафедру и открыл молитвенник, кто-то оттолкнул его. Это был местный булочник, которого священник знал с детства, но сейчас, в полумраке церкви, ему показалось, что черты лица человека, столкнувшего его с помоста, как-то странно изменились. «Я даже не уверен, что это и вправду был он», — признался отец Игнасио.
— Час настал! — закричал булочник. — Вы все знаете, кто нас зовет! Вы знаете, что к нам приближается! И мы должны встретить это так, как нам подобает! Начнем же!
Священник, оправившись от неожиданности, попытался стащить непрошеного оратора с кафедры, но тот вновь оттолкнул его, по словам самого свидетеля, «с дьявольской силой». От удара отец Игнасио отлетел к стенке, ударившись о нее головой, после чего потерял сознание. Но за этот краткий миг он заметил, что облик прихожан стал неуловимо меняться. Они были как текучая вода, говорил священник, как порождения мрака, глаза их уже не были человеческими глазами, облик — человеческим обликом… В дальнейшие описания он углубиться отказался, а только тряс головой и плакал.
«Я ведь знал их всю свою жизнь, — твердил он, — а во что они превратились…»
Тем не менее, казалось, он пошел на поправку. Лeчащий врач снизил дозу успокоительного и разрешил смягчить ему режим. На следующее утро отца Игнасио нашли повесившимся на больничной простыне.
Я вновь отложил текст и вопросительно взглянул на Антона.
— Но это же какая-то чушь! Какая-то сухопутная… как там назывался этот древний корабль, на котором все пропали при загадочных обстоятельствах?
— «Мария Целеста»?
— Вот-вот. «Мария Целеста»!
— Кстати, жаль, что тогда не было нашей службы, — заметил Антон, — она бы наверняка занялась этим случаем. И не им одним — все загадочные исчезновения, нелепые или страшные слухи, паранормальные явления…
— …дожди из рыб и лягушек, — насмешливо вставил Хенрик.
— Вот-вот… Дожди из рыб и лягушек, левитация, стигматы…
— Какие-такие маты?
— О Господи! — вздохнул Антон. — Олаф, ты невыносим.
— Стигматы, Олаф, это такие самовозникающие раны, — серьезно пояснил Карс. Тоже еще, нашелся образованный на мою голову!
— Сколько человечество себя помнило, его историю сопровождали странные и необъяснимые происшествия, — Антон не дал себя сбить, — просто теперь их количество заметно возросло.
— Ну и что? — Хенрик тоже не склонен был уступать. — Это не имеет никакого отношения к нашим проблемам. Это же бабьи сказки, глупости!
— А ведь эти глупости постепенно изменяют лицо Земли, — мягко сказал Антон, — мы бы сумели справиться с радиоактивным заражением, с политическим хаосом, с разгулом преступности… даже с тугами, в конце концов, справились бы… но с этим справиться невозможно. Нас теснят со всех сторон.
— Наши аналитики тоже отметили возросшую частоту паранормальных явлений, — заметил Карс, — они полагают, что это как-то связано с самой главной загадкой — судьбой вашей цивилизации… и нашей тоже.
— А на вашей планете до того, как ее постигла эта трагедия, были зарегистрированы какие-то паранормальные явления? — вмешалась Сандра. Она уютно устроилась в кресле с чашкой кофе в руке и прислушивалась к разговору.
Карс поразмыслил с полминуты.
— Это не тайна. У нас тоже рассказывали всякие страшные истории. Я читал, что на моей родной планете ими пугали детей на ночь. Про прекрасную принцессу, которая вдруг превратилась в чудовище, например…
— …скорее наоборот, — пробормотал Хенрик. — Хотел бы я посмотреть на их прекрасную принцессу…
— А на корабле? — полюбопытствовала Сандра.
— Что — на корабле?
— Ну, ты же рассказывал, что ваш космический ковчег странствовал по космосу сотни лет. За это время вполне могла наблюдаться пара-другая случаев проявления паранормальных способностей.