Время побежденных
Шрифт:
— Они терять свои волосы после того, как земля трястись, — объяснил наш проводник, — они очень хотеть быть как все омбре.
— Похоже на скачкообразную мутацию, — вздохнул док, — потеря волосяного покрова, появление зачатков разума… с людьми в незапамятные времена тоже случилось что-то в этом роде… Забавно, но почти все крупные животные после Катастрофы развили какие-то зачатки интеллекта.
— И как вы, высоколобые, это объясняете? — спросил Хенрик.
Док задумчиво покачал головой.
— Насколько я знаю, никак. Конечно, тут все сплошь было заражено, но не настолько, чтобы вызвать такие стремительные изменения. Тем более направленные. Вот мы на базе и пытаемся разобраться, что к чему. — И добавил: — Эти места — просто рай для биологов. И ад для всех остальных.
Проводник наш медленно водил головой из стороны в сторону, точно собака, нюхающая ветер.
— Можно ходить, — сказал он наконец, — безопасно.
— Спроси его, куда он нас тащит, — обернулся к доку Хенрик.
Тот вновь обменялся с индейцем несколькими фразами, из которых я уловил только: «демоны», «торопиться» и «большая опасность».
— Он говорит, что это — маленький лес, — объяснил док, — а нам нужно в большой. Это где-то в предгорьях. Именно там, говорит он, чаще всего и появляются демоны. Но там — опасные места.
— Почему они их так боятся? — спросил я.
— Потому что они — не люди, — сухо ответил док.
— Надо же! Не люди! А Карс — человек? Что-то не похоже, чтобы он его боялся.
— Карс — омбре, — произнес индеец, который прислушивался к разговору. — Омбре бывать разный. — И великодушно добавил: — Даже такой уродливый.
— По нашим меркам я не так уж и плох, — обиженно сказал Карс, — меня даже включили в график. Правда, пока условно…
— Какой график? — удивился я. Это было уже что-то новенькое.
— Производителей. Мне сказали, если я вернусь из опасного похода, консул даст мне хорошую рекомендацию…
— Ух ты! — восхитился Рамирес. — Может, и мне обратиться к какому-нибудь консулу?
— Обратись к буфетчице на базе, — посоветовал Хенрик, — той, смугленькой. Я видел, как ты ее за задницу щипал.
— Хенрик, но это же несерьезно! А тут — график!
— Смотрите лучше под ноги, — буркнул док, — похоже, тут трясина.
Мы продвигались дальше, осторожно ощупывая почву перед каждым шагом срезанными наспех слегами. Зеленая мутная жижа булькала — иногда на поверхность вырывались пузыри газа, словно там, в глубине, ворочался кто-то большой. В воздухе стоял удушливый смрад.
Единственным, кто двигался легко и уверенно, был наш проводник. Каким-то поразительным чутьем он находил в этой трясине относительно безопасные тропки. В конце концов мы положились на его шестое чувство, или чем он там руководствовался, и, после нескольких часов изматывающего пути в удушливых испарениях, выбрались на относительно твердую почву.
Пейзаж вокруг нас изменился. Гигантская трава незаметно сошла на нет, зато вверх вознеслись мощные древесные стволы, покрытые белой корой. Казалось, они источают в сумерках призрачный свет.
Темнота все сгущалась, идти дальше становилось опасно.
Мы расположились на ночлег у подножия гигантского дерева, подальше от болота. Костер мирно потрескивал, отбрасывая красноватые отблески на стволы деревьев, придавая туману, клубящемуся в низинке, зловещий багровый оттенок.
Я вновь поразился странной тишине, царившей в этом лесу, — не так я представлял себе тропические джунгли. Все замерло, словно… поджидая нас.
Должно быть, и Хенрик думал о том же самом, потому что он вдруг обратился к Рамиресу:
— Ты же вроде говорил, что Гиблые Земли смертельно опасны? Ваши патрули, я так понял, даже боятся соваться дальше границы лесов! А мы идем уже третьи сутки — и ничего…
Рамирес пожал плечами:
— Я говорил то, что знаю. Я ведь тут не первый год работаю. Когда в Ногалесе оборудовали базу, мы потеряли несколько патрульных групп, и командир Бакстон тогда запретил глубокий поиск. Потом, недавно, он, правда, решил рискнуть.
— А, — сказал я, — это та пропавшая группа?
— Ну да. До этого была еще экспедиция Ланье, но ту снаряжали не мы, а эти идиоты из Нью-Йорка. Ланье вроде был из фанатиков — из тех, что рвутся в бой во имя науки. Он их уломал. Потом, он эту экспедицию большей частью сам и финансировал.
— А ты его знал?
Он усмехнулся.
— Не такая я важная птица, чтобы знаться с Ланье. Так, видел мельком, когда они останавливались в Ногалесе. Бабенка у него была шикарная. Да вы, наверное, о ней слышали?
— Кто же о ней не слышал!
Я вдруг почувствовал озноб. Уже несколько минут меня преследовало странное ощущение, что чей-то внимательный взгляд упирается мне в спину. Я даже обернулся, но сзади никого не было — лишь клубы тумана, напоминающие бесформенные фигуры.
Индеец, который сидел неподвижно, скрестив ноги и уставившись в огонь, вдруг обернулся к доку и что-то возбужденно проговорил.
— О чем это он? — спросил Хенрик.
— Он говорит, что мы продвигаемся беспрепятственно потому, что нас пропускают. Иначе бы мы не ступили дальше границы большого леса.
— Кто пропускает?
— Хозяева леса. Демоны.
— Пошло-поехало, — проворчал Хенрик.
Карс, сидевший рядом со мной, вдруг схватил меня за руку.
Я обернулся к нему, но он, не говоря ни слова, уставился в пространство между деревьями.
Там, в клубах тумана, смутно вырисовывалась человеческая фигура.