Время побежденных
Шрифт:
— Там кто-то есть, — прошептал Хенрик.
Молниеносным движением он подхватил лежавшее рядом с ним ружье и взвел курки.
— Погоди, не стреляй, — вмешался док.
— Нельзя стрелять, — добавил наш проводник, явно встревожившись, — очень нехорошо.
— Эй, — негромко сказал Хенрик, — ты, там! Я держу тебя на мушке. Иди сюда.
Человек во тьме не двинулся с места. Клубы тумана колебались, и его фигура дрожала и расплывалась вместе с ними.
— Это Скиталец! — прошептал Рамирес.
— Может быть, — мягко ответил Хенрик, — но пусть он скитается сюда.
— Его нельзя убивать, — настаивал индеец, — будет очень плохо.
— Это ему будет очень плохо, — возразил Хенрик, — сказано тебе, выходи оттуда! И руки за голову!
— Хенрик, — вмешался я, — брось свои штучки. Это тебе не за кадарами бегать!
Хенрик, по-прежнему не выпуская странный силуэт из-под прицела, медленно поднялся и сделал шаг по направлению к деревьям.
— Хенрик, осторожней!
Но тот уже своей скользящей походкой продвигался за пределы освещенного костром пространства.
Я двинулся за ним.
Еще несколько шагов, и Хенрик окажется лицом к лицу с неведомым гостем.
— Все, — неожиданно сказал индеец за моей спиной, — его больше нет.
И правда. Темный силуэт, застилаемый клубами тумана, внезапно исчез. Я даже не успел заметить, как это произошло, — он не ушел, даже не растворился в воздухе — просто на том месте, где он только что стоял, больше ничего не было — лишь туман и мрак…
Хенрик замер на границе светового круга, напряженно вглядываясь в темноту.
Я подошел к нему, положил руку на плечо.
— Хватит, Хенрик. Пошли обратно.
К моему удивлению, он не стал со мной пререкаться, а молча вернулся к костру. Вид у него был странный — то ли растерянный, то ли испуганный.
— Ты сумел его разглядеть? — с интересом спросил Карс.
— Нет, — ответил он как-то слишком поспешно. — Нет.
Мне почему-то показалось, что он врет.
Остаток вечера Хенрик просидел молча, уставившись в огонь. Больше из него ничего не удалось вытянуть.
Мы стали укладываться. Дежурить решили по двое, и я взял себе в пару Карса — просто по привычке. Нам выпала первая вахта. Я устроился поближе к костру, время от времени подкидывая в него ветки, тогда как мой напарник, склонившись, что-то черкал в своем блокноте. Каракули кадаров я не разбирал, но мне стало любопытно, что он там корябает. Завещание, что ли, пишет? Или ходатайство насчет включения в этот самый график воспроизводства?
— Что ты там пишешь, Карс?
— Отчет, — серьезно ответил мой напарник. — Или дневник… я уже и сам не знаю. Пока я мог его переправлять, то, я думаю, это был все-таки отчет. А тут куда его денешь? Раз я заполняю его каждый день и никуда не отправляю, тогда это называется дневник, правильно? И я хочу попросить тебя вот о чем… Если со мной что-нибудь случится, Олаф…
— Не болтай глупости, — сердито ответил я.
— Нет, Олаф… давай заглянем правде в глаза. Каждый из нас может не вернуться. Надеюсь, это будешь не ты. Так вот — передай мой дневник в консульство. Обещаешь?
Я вздохнул.
— Ладно, обещаю. Но ты сам его передашь в это свое консульство. Ты мужик крепкий. Мы вернемся. Такое у нас задание — выяснить как можно больше и вернуться.
— Ты оптимист, Олаф. Это хорошо. Всегда приятно иметь дело с оптимистом.
— А ты у нас, получается, пессимист. Брось, не отбивай хлеб у Хенрика!
— А, понял… но мы, кадары, не оптимисты. И не пессимисты.
Он вздохнул, захлопнул блокнот и спрятал его в нагрудный карман штормовки.
— Мы реалисты.
Из отчета агента 18–15
Сбивает с толку то, что здесь все слишком необычно. Все Гиблые Земли — это сплошное отклонение от нормы; если здесь действует какая-то направляющая сила, она, нужно сказать, маскируется очень удачно. Предположим, это действительно какой-то враждебный разум… но тут полно разумной жизни. По какой-то непонятной причине Катастрофа вызвала направленные мутации, и многие из обитающих здесь животных приобрели зачатки интеллекта. Как отыскать среди всего этого хаоса тот, один-единственный разум? И где он укрывается? Может быть, это и вправду те загадочные демоны, о которых говорит наш проводник? Но откуда они взялись? И главное — чего они добиваются? Кто-то планомерно уничтожает цивилизации на всех планетах — но какое же нужно неизмеримое могущество, чтобы поставить себе такую зловещую цель? И почему тогда бок о бок с человеком стали возникать другие, Новые разумные существа? Где тут логика?
Неужели мы когда-нибудь все-таки приблизимся к разгадке? Но даже если и так, что мы сможем сделать? Как сможем противостоять этой угрозе — даже объединившись с землянами? Неужели наше положение совсем безнадежно?
* * *
Гиблые Земли
7 ноября 2128 года
Проснувшись, я увидел, что наш проводник не терял времени даром: он смастерил нехитрое удилище и уже успел поймать несколько рыб. Не знаю, какие раньше тут водились рыбы, но эти были противными, розовыми, без чешуи и сплошь покрыты слизью.
Глаз у них тоже не было.
— Ты что же, думаешь, что они съедобны? — с сомнением спросил Хенрик.
Индеец как раз подсек очередную рыбу, и она шлепнулась рядом с шевелящейся кучей.
— Можно есть, — ответил он. Потом насторожился и показал на последнюю добычу.
— Всех можно. Эта — нельзя. Эта очень плохо.
— Не вижу разницы, — заинтересовался Карс, — они все одинаковые. Он вообще уверен, что это рыбы?
— А кто это может быть, дружище?
— Я думал, это такие большие черви. Глисты, да?
— Ну тебя к черту, — сердито сказал Хенрик.
— Хорошая рыба, — настаивал индеец. — Вся, кроме эта. Эта нельзя.
Он уже нагнулся, чтобы кинуть добычу обратно в ту вонючую лужу, откуда он ее выудил, но док остановил его и отобрал рыбу.
— Что ты делаешь? — спросил Хенрик.
— Хочу проверить ее на радиацию.
Он натянул резиновые перчатки и взялся за дело. Хенрик с интересом наблюдал за его неаппетитными манипуляциями.
— Точно! — с удовлетворением произнес наконец док. — Эта тварь здорово фонит. Ее и впрямь нельзя есть. Дай-ка мне еще вон ту, крайнюю!
— Зачем?
— Слово «контроль» тебе о чем-нибудь говорит?