Время таяния снегов
Шрифт:
Ринтын прислушался: кое-какой смысл ему удалось уловить, так как весь прошлый год он изучал древнерусский язык, на котором произносились молитвы. Его поразила незначительность и мелочность просьб. Люди просили хлеба, здоровья, каких-то мелких услуг и больше всего покоя и хорошего настроения умершим. Все это так не вязалось с пышностью, великолепием и могуществом бога.
И ему подумалось: будь он верующим, уж он постарался бы выпросить у бога чего-либо более существенного: бессмертия, какой-нибудь волшебный дар, счастья для всех людей, побольше тепла для холодных краев, прохлады там, где люди томятся от жары, вдоволь еды голодающим… Мало ли что есть такого, о чем мечтает большинство людей на свете!
Ринтын вышел на свежий воздух.
Сделал ли открытие Ринтын, но он с удивлением думал: к чему все боги, если желания людей так ничтожны и осуществимы при малом напряжении собственных сил? Зачем искать помощи на небесах, когда человек гораздо сильнее и способен на большие чудеса, чем боги?
У главного здания университета стояла машина. Женщины грузили узлы, чемоданы и громко переговаривались. Вокруг с хмурым видом ходил лаборант Зайцев.
Ринтын вежливо поздоровался с лаборантом и осведомился, куда они собрались.
– В деревню, на уборку,– сердито ответил Зайцев.
– Надолго? – поинтересовался Ринтын.
– На две недели,– бросил Зайцев.
Из ворот вышла девушка с чемоданом в руках.
– Наконец-то! – с облегчением произнес Зайцев.
– Возьмите меня! – неожиданно для самого себя попросился Ринтын.– Я никогда не был в настоящей деревне. Все равно мне сейчас нечего делать… Ну пожалуйста! – Он умоляюще посмотрел на Зайцева.
– Ты что, всерьез просишься? – удивился лаборант.
– Я не видел, как растет хлеб, только в книгах читал,– ответил Ринтын.– Я буду хорошо работать, обещаю вам.
Зайцев недоверчиво посмотрел на Ринтына и медленно произнес:
– Ладно. Посмотрим, на что ты годен.
Грузовик подъехал к общежитию. Ринтын кинул в чемодан смену белья, несколько книжек, блокнот и сбежал вниз.
Женщины подали ему руки и втащили в кузов. Зайцев как главный устроился в кабине.
Пока ехали до Варшавского вокзала, Ринтын познакомился со своими ближайшими соседками. Тамара Буренина, высокая молодая женщина, работала официанткой в столовой филфака, а молоденькую девушку, которая последней садилась в машину, звали Маша Гордиенко. Она служила лаборанткой на химическом факультете и там же заочно училась.
– Впервые вижу добровольца, который по собственному желанию едет в колхоз,– сказала Тамара Буренина, оглядев Ринтына с ног до головы.– Скольких трудов мне стоило удрать из деревни!
– Мне действительно очень интересно поехать в деревню,– объяснил Ринтын.
– И-эх! И есть же на свете такие чудаки – в деревню мечтают попасть,– насмешливо протянула пожилая женщина, уборщица с исторического факультета: – Чего увидишь в здешних селах!
На Варшавском вокзале, пока Зайцев ходил за билетами, женщины собрали деньги на продукты. В магазин пошла Тамара Буренина и позвала с собой Ринтына.
– Поможешь нести сумку.
Тамара делала такие закупки, как будто собиралась в голодные края. Колбасу и масло она брала килограммами. Затолкала в мешок несколько буханок хлеба и десяток белых батонов.
Вагон был пригородного сообщения. Люди сидели тесно. Каждый пассажир вез из города чуть ли не мешок продуктов.
Зайцева в полувоенной форме приняли, видимо, за героя-фронтовика и сразу уступили ему место у окна. Бригада его разместилась подальше от своего важного начальника, чтобы чувствовать себя посвободнее.
Ринтын вышел в тамбур и встал рядом с Машей.
– Я даже не спросил, куда мы едем,– сказал он.
– В Волосовский район,– сказала Маша.– В райцентре скажут, куда дальше ехать.– Она помолчала и задумчиво произнесла: – Давно я в деревне не была.
– А я вовсе никогда не бывал,– еще раз признался Ринтын.– Столько читал о русской деревне, а наяву не пришлось видеть, как растет хлеб, как сеют, жнут, косят. Вот читаю Тургенева, Толстого и все это отчетливо представляю. А как пахнет сено над лугами – не знаю. Думаю, что прекрасно.
В Волосово приехали поздно вечером. Долго искали районное начальство, чтобы определиться на ночь. Начальство нашлось и распорядилось отправить бригаду университета в колхоз. Подъехала крытая машина, погрузились в кузов, усадили захмелевшего Зайцева в кабину и окунулись в темноту проселочной дороги.
Некоторое время ехали по лесу. С мокрых ветвей на брезентовый верх грузовика потоками обрушивалась вода, просачивалась на головы и текла за ворот. Потом выкатились в поле. Машина сердито урчала на подъемах, колеса въезжали в рытвины и ямы, а люди валились друг на друга. Сидевшая рядом с Ринтыном Маша Гордиенко вся вымокла, замерзла и прижималась к парню, чтобы хоть немного согреться. Сначала Ринтыну было неловко, он даже пытался отодвинуться, а потом задремал и, просыпаясь, сам прижимался к Маше.
Ехали долго и медленно, нащупывая в темноте дорогу.
Проехали одну деревню, вторую. Ни одного огонька, только брехание собак и грустное, тягучее, сонное мычание коров.
Мелькнули электрические огни. Это была железнодорожная станция. Через несколько километров машина вползла на сельскую улицу и остановилась возле большого покосившегося дома.
Шофер хлопнул дверцей и крикнул в кузов:
– Вот сеновал!
– Бабоньки, пошли спать,– тонким голосом сказал протрезвевший Зайцев.– Завтра утром разберемся…
Отворили огромные двери. Шофер подогнал машину и фарами осветил внутренность сеновала. Из темноты пахнуло прелой травой.
– Кто такие? – послышался оттуда голос.
– Подмога из Ленинграда,– ответил шофер.
– Ну пусть лезут, только не зажигать огня и не курить!
При свете автомобильных фар Ринтын нашел уголок и соорудил ложе в свежей, еще сыроватой траве. Женщины ругались, прогоняя Зайцева, который все хотел лечь поближе к ним.
– К Анатолию идите,– уговаривала его Тамара.– Вон парень хорошее место нашел и не жалуется, что замерзает.