Время таяния снегов
Шрифт:
– Нет,– твердо заявил Саша,– привыкать так привыкать к цивилизации… Только этот ресторан мне почему-то не понравился. Пошли дальше.
За каналом Грибоедова ребята свернули на улицу Бродского и остановились перед вывеской ресторана “Восточный”.
– Тут “Восточный”, там “Кавказский”, может, здесь и остановимся? – спросил друзей Саша.
Ребята довольно долго стояли перед стеклянными дверьми, не решаясь войти. Саша, так уверенно начавший поход в ресторан, вдруг оробел.
Из ресторана вышел упитанный мужчина. Ребята сразу узнали в нем известного киноактера. Его провожал однорукий швейцар с пышными усами.
– Именно
Ринтын и Кайон были с ним согласны: такой знаменитый артист не будет ходить в плохой ресторан.
Однорукий швейцар дружелюбно распахнул перед ними дверь и сказал:
– Привет героической Корее!
Ринтын хотел было возразить, но Саша дернул его за рукав и скороговоркой ответил швейцару:
– Привет, привет!
За столами сидели, ели и пили. Ничего особенного. На маленькой эстраде музыканты настраивали инструменты. Между столов сновали официанты с подносами, уставленными закусками и бутылками.
Ребята заняли столик. Худощавый официант, которого завсегдатаи запросто окликали: “Сеня”, подал меню в красочной обложке.
Саша с умным видом принялся его изучать. Он перелистал меню от первой страницы до последней, от последней до первой и растерянно произнес, подавая его Ринтыну:
– Что касается напитков, тут я еще кое-как разбираюсь, но еда… Кто знает, что кроется за этими мудреными названиями.
Совместными усилиями Ринтын и Кайон проштудировали обширное меню.
– Но тут есть простые, понятные блюда,– возразил Ринтын.
– Борщ, котлеты.
– Стоило тащиться в ресторан, чтобы есть котлеты и борщ! Такое мы в любой столовке поедим. Мы пришли в ресторан, чтобы отведать самые изысканные блюда,– сказал Гольцев.
– Может быть, ты хочешь цыпленка-табака? – ехидно спросил его Ринтын.
– Что ты сказал? – спросил Саша.– С табаком? Брось, там такого нет.
– Гляди,– Ринтын подал меню и показал: “цыплята табака”.
– Нет,– закрутил головой Саша,– с табаком – это слишком мудрено, что-нибудь попроще.
– А вы посоветуйтесь с официантом,– подсказала Аня.
– Верно! – хлопнул себя по лбу Саша.– Что мы мудрим?
Неподалеку наготове стоял официант. Едва Саша повернулся в его сторону, как Сеня подскочил и склонился над столом, приготовив привязанный ниточкой к блокноту карандаш. Саша с ним долго совещался, отвергал одни блюда, заказывал другие.
– Водки выпьем? – обратился он к ребятам.
– Обязательно надо,– тоном, не допускающим возражения, сказал официант.– Итак, записываю, триста граммов “Столичной”, две бутылки минеральной, даме…
При этом слове Аня покраснела.
– А даме – двести граммов красного вина! – Официант изящно взмахнул карандашом, захлопнул блокнот и упорхнул.
Саша посмотрел на товарищей, подавленных ресторанным великолепием, и бодро сказал:
– Что вы приуныли? Держите головы выше! Это ресторан не для буржуев, а для таких же трудящихся, как мы.
Кайон, несколько оправившись, спросил Сашу:
– А помнишь нашу столовку в педучилище? Жестяные тарелки, перловую кашу на нерпичьем жиру! А вместо Сени в черном костюме и при галстуке еду подавала через дырку в стене повариха тетя Поля, толстая и неряшливая. Помнишь?
– Помню, Вася,– со вздохом ответил Саша.– Да всего месяца полтора назад я ел прокисшие тюленьи ласты, хлебал вилмуллырилкырил [13] … Ну и что из этого?
– Я бы с удовольствием сейчас попробовал его,– с причмокиванием произнес Кайон.
И ребята наперебой принялись вспоминать любимые кушанья. Аня Тэгрынэ рассказала, как в ее яранге готовили тюленьи ласты:
– Надо было несколько дней держать их в тепле, чтобы кожа снималась легко и целиком, как перчатка… Как это было вкусно!
13
Вилмуллырилкырил – похлебка из содержимого оленьего желудка и крови.
– А свежая моржатина! – подхватил Ринтын.– Мелко нарезанная, как здешний бефстроганов. Бывало, набегаешься, заскочишь в чоттагын, засучишь рукав, сунешь руку по локоть в котел и схватишь горсть холодного мяса! Вот это еда!
– А олений костный мозг! – причмокнул языком Кайон.– Сам тает во рту и сладкий как сахар. Как жаль, что ничего этого мы не можем заказать здесь,– с сокрушением заметил он, закрывая тисненую папку меню.
– Может быть, подозвать официанта и заказать? – подразнил Саша Кайона.– Ну что вы, на самом деле, ребята? Мы же пришли сюда веселиться!
– Ты обещал нам много рассказать,– напомнил Ринтын, переводя разговор на другое.
– Помню обещание,– ответил Саша Гольцев.– Слушайте! Значит, проводили вы меня, помахали издали ручками, а у меня в груди заныло. Страшно мне стало и, честно сказать, тревожно. Даже подумал: не повернуть ли обратно?
– Ты ведь плыл на сейнере,– напомнил Кайон,– как бы ты его повернул?
– Придумал бы что-нибудь,– ответил Саша.– Вот идем по морю, и страх понемногу проходит. Может быть, потому, что возле бухты Провидения мы попали в такой шторм, что другого такого мне испытывать никогда не доводилось. Сошел я на берег в стойбище, и никто не посмотрел на меня с сомнением, когда я объявил, что я и есть тот самый учитель, которого ждут. Вы, ребята, наверное, такой школы никогда не видели: маленький круглый домик. Стоит на берегу лагуны. Над ним покосившаяся железная труба Издали моя школа меньше всего напоминала Дом народного просвещения, а скорее какую-то хижину. Зато ребята оказались чудесные! Всякие были – и плохие ученики и отличники, а все они просто милые, хорошие ребятишки, с которыми было интересно работать… Не вам мне, конечно, рассказывать, как живут в маленьких стойбищах на побережье Ледовитого океана. Ведь оттого и малы эти селения, что там холодно и голодно, мало зверя в тундре и в море. Вел я там четыре класса: с утра – первый и третий, а вечером – второй и четвертый. Работы было столько, что ни минуты не приходилось скучать. Летом – ремонт, охота, заботы с углем.
Официант принес холодную закуску, расставил на столе тарелки, бутылки. Разлил по большим фужерам минеральную воду, а в рюмки – водку и вино.
Когда официант отошел, Кайон заметил:
– Это называется – сверхугодничество.
– Ты забыл чукотский закон! – строго сказал Саша Гольцев.– Никогда не суди об обычаях тех, у кого находишься в гостях!
– Простите меня, белый человек,– в шутку смиренно наклонил голову Кайон.
– Ну вас! – Ринтын пододвинул каждому его рюмку.– Так и быть, выпьем эту гадость за нашу радость.