Время таяния снегов
Шрифт:
Сзади послышались тяжелые шаги. Ринтын обернулся и увидел милиционера. Он стоял, широко расставив ноги, и пытливо смотрел на ребят.
– Любуетесь? – спросил он, стараясь придать своему голосу дружелюбие.
– Да,– ответил Кайон.– Только что встали.
– Ночевали здесь?
– Да. Мы приехали вечером, и нам некуда было деться,– виновато пояснил Ринтын.
– В таком случае следуйте за мной,– приказал милиционер.
Ребята взвалили на плечи чемоданы и послушно зашагали за милиционером, который шел, то и дело оглядываясь: удостоверялся, идут ли за ним.
На улицах было еще пустынно. Тепло одетая женщина в белом фартуке поливала из шланга сырую от ночного тумана улицу. Редкие прохожие провожали удивленными взглядами Кайона и Ринтына и идущего впереди милиционера. Проносились полупустые трамваи, автобусы, одинокие легковые машины.
Ребята не чувствовали за собой никакой вины, но все же было неприятно идти по городу в сопровождении милиционера. В чем их могут обвинить? В том, что спали в неположенном месте, только и всего. Правда, все зависит от того, насколько тяжелым считается преступление – спать на берегу Невы в обществе сфинксов.
Еще издали ребята увидели в светящемся стеклянном четырехугольнике слово “Милиция”. У подъезда стояли мотоцикл и синяя закрытая машина с красной полосой, как будто подпоясанная.
Милиционер толкнул дверь, и они очутились в просторной комнате, перегороженной высокой стойкой, за которой дремал, подперев щеку рукой, лейтенант. Он поднял голову, и в его глазах появилось любопытство: эти ребята совсем не походили на обычный “ночной улов”.
– Здравствуйте,– почти одновременно сказали Ринтын и Кайон и поставили чемоданы на пол.
– Товарищ лейтенант! – приложив руку к козырьку, начал докладывать милиционер.– Данные лица обнаружены мной при пробуждении на берегу Невы, в районе исторических достопримечательностей.
– Каких таких достопримечательностей? – переспросил лейтенант, продолжая разглядывать ребят.
– Египетских сфинксов, товарищ лейтенант!
Лейтенант протянул руку:
– Ваши документы!
Ринтын и Кайон распаковали чемоданы и вынули паспорта, направления и дипломы об окончании Въэнского педагогического училища.
Лейтенант просмотрел документы. Он был еще совсем молодой, светловолосый и курносый. По возрасту начальником быть бы не ему, а тому милиционеру, который привел их с набережной.
– С Чукотки, значит? – сказал лейтенант.
– Да, оттуда,– ответил Ринтын.
– Учиться, значит, приехали?
– Учиться, значит,– кивнул Кайон и поинтересовался: – А что с нами будет?
– В данном случае наказание такое: во-первых, садитесь, а во-вторых… Товарищ Мушкин,– обратился он к милиционеру,– поставьте чайник и напоите задержанных!
– Каким это образом? – развел руками Мушкин.
– Вам никогда не приходилось ставить чайник на электрическую плитку?
– Приходилось,– ответил милиционер.
– Тогда выполняйте приказание!
Милиционер скрылся за дверью. Лейтенант подошел к ребятам.
– Будем знакомы: Василий Голев, тоже студент университета. Заочник юридического,– он протянул руку.– Издалека пришлось вам добираться,– сказал он.– Через всю страну! Долго ехали?
– Недели три,– ответил Кайон.
– На какой факультет поступаете?
– Нам сказали, что в университете открылся новый факультет – северный,– ответил Кайон.– Туда и будем поступать.
– Жаль, что никто из вас не идет на юридический. Вместе бы учились…
Открылась дверь в глубине комнаты, и, держа в одной руке чайник, а в другой нанизанные на пальцы алюминиевые кружки, появился милиционер Мушкин. Ринтыну показалось, что он оставил в той комнате строгое лицо. Мушкин улыбался во весь рот и был приветлив, как радушный и гостеприимный хозяин.
Он расстелил на столе газету, нарезал белый хлеб, откуда-то принес масло, сахар и разлил чай по кружкам.
– Давайте, ребята, чайку попьем,– пригласил Голев Ринтына и Кайона.
Милицейский чай был крепкий и вкусный. Ребята пили его с удовольствием, не отставал от них и Мушкин. Он снял фуражку, часто вытирал лысую голову большим платком и рассказывал:
– Иду я по вверенной мне территории, прихожу к мосту лейтенанта Шмидта, гляжу, на скамье под сфинксами лежат двое… Ну, думаю, опять Мирошка и Женька с Косо” линии. Нализались с получки. Подхожу ближе. Вроде со спины не похожи. Да и разговор не наш, другой. Ну, думаю, дело пахнет международными осложнениями… А оказалось, студенты!.. На вверенной мне территории студентов много. На Пятой линии общежитие да здесь на Университетской набережной, опять же художники – народ горячий и неорганизованный… Ничего люди, только любят на трамваях бесплатно ездить…
– Мы будем платить,– обещал Кайон.
– Да ладно, чего уж там,– махнул рукой Мушкин,– теперь свои люди, как-нибудь разберемся.
После чаепития Голев снова занял место за барьером. Некоторое время он что-то писал.
Пришел другой лейтенант. Видимо, сменить Голева. Он вопросительно посмотрел в сторону Ринтына и Кайона, но Голев его успокоил:
– Это мои знакомые. Поступать приехали в университет.
Сдав смену, Голев взялся проводить ребят.
Они пошли по знакомой набережной. Голев, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, рассказывал:
– Напротив нас купол Исаакиевского собора, чуть подальше Адмиралтейство… Налево в саду памятник “Румянцева победам”. А вот этот дворец принадлежал Меншикову. Сейчас здесь юридический институт…
Ринтын не сводил глаз с Голева. Перед ним был первый университетский студент. Он оказался совсем не похожим на того, каким виделся Ринтыну его будущий коллега. Милиционер – и студент! Это было совершенно неожиданным.
– Вы здесь и учитесь? – спросил Кайон Голева.
– Нет, я учусь в университете.