Время таяния снегов
Шрифт:
Перед незнакомцем лежали толстый блокнот и изящная авторучка.
— Мы же отобрали китайцев, — сказал он, бросив беглый взгляд на Черуля.
— Он не китаец, — поправил комендант, — он этот самый…
— Нанаец, — подсказал Черуль.
— О, нанайская борьба! — заулыбался незнакомец. — Как же, знаю! Хороший эстрадный номер для концерта. Но в цирке не годится. Разве только в клоунаде.
— Товарищи! — официальным тоном заговорил комендант. — Мы вас пригласили сюда, чтобы отобрать из вас участников…
— Позвольте мне! — вмешался незнакомец. — Разрешите прежде представиться: помощник режиссера Ленинградского государственного цирка Янковский… Так вот, друзья мои… К новогодней программе намечается большой пролог-парад, символизирующий нерушимую дружбу народов. Кто вы по национальности? — спросил Янковский Иржи.
— Чех.
— Чехословак?
— Чех, — повторил Иржи.
— Народный демократ?
— Коммунист.
— Годишься, — решительно сказал Янковский. — Так вот, позвольте мне закончить свою мысль. Наш цирк устраивает новогоднее представление, не имеющее равных по идейной насыщенности. В представлении примут участие самые яркие звезды циркового искусства. А вначале пройдут колонны, символизирующие дружбу народов, с флагами, транспарантами… Вы улавливаете мою мысль?
— Улавливаем, — ответил за всех комендант.
— Каждый участник должен проникнуться сознанием ответственности и представлять всю важность данного мероприятия, — важно закончил речь Янковский и кивнул Черулю: — Снимите рубашку.
— Зачем?
— Я должен посмотреть, подходите ли вы по телосложению.
Черуль с готовностью стянул через голову рубашку и предстал перед помощником режиссера во всем великолепии своих мускулов.
— Отлично! — воскликнул Янковский. — Можете одеваться. — И повернулся к Иржи: — А вы можете не раздеваться — я и так вижу, что вы подходите… А вы, — обратился он к Кайону, — извините, но должны раздеться.
Янковский поднялся со стула и потрогал пальцами небольшие, но плотные мышцы Кайона.
— В середину колонны годишься, — снисходительно произнес он.
Настала очередь Ринтына. Он сбросил рубашку и поежился: в закуточке было прохладно. Янковский кинул на него быстрый взгляд:
— Нет! Для дружбы народов вы слишком тощи! Простите меня за откровенность, но жидковаты для феерического парада. Еще раз прошу прощения.
Ринтыну стало обидно. Он почувствовал, как жаркая волна прилила к лицу, глаза быстро-быстро заморгали… Как-то не приходилось ему видеть себя со стороны, и он не думал, что выглядит так невыразительно, что не может олицетворять дружбу народов. Он стиснул зубы, овладел собой и, пока просовывал голову в вырез рубашки, почти смирился со своей участью.
Но, видимо, все заметили, как он огорчился. Янковский утешил его:
— Я вам обещаю контрамарку на первое представление. А вы, друзья, обратился он к остальным, — должны с завтрашнего дня являться на репетицию в здание цирка. Знаете, где находится цирк?
— Знаем, — снова за всех ответил комендант.
Накануне представления Янковский протянул Ринтыну бумажку:
— Пройдете по этой контрамарке и сядете в директорской ложе.
— А нельзя ли куда-нибудь в другое место? — испугавшись, попросил Ринтын. Слово «ложа» у него связывалась с тем миром, где состоятельные люди "имели собственную ложу" на весь театральный сезон, совершали в ней неблаговидные сделки; он вспомнил, как герои Бальзака в полумраке лож продолжали растленную буржуазную светскую жизнь.
— Чудак вы! — усмехнулся Янковский. — Оттуда лучше всего видно. А кроме того, другие места у нас платные и все билеты на них проданы.
— Хорошо, — покорно согласился Ринтын и взял бумажку.
Ринтын пришел на представление загодя. В цирке еще было пусто. Горели лишь боковые бра, тускло освещая яркий ковер на манеже. Над входом на арену висел красочный занавес с гербом СССР и изображением сплетенных рук, символизирующих нерушимую дружбу.
Ринтын сидел в одиночестве в ложе и в который раз осматривал внутреннее устройство цирка. По числу канатов, тросов и блоков он мог поспорить с большим парусным кораблем. Купол был удивительно будничен и прост. Железные конструкции, перекрытия, выкрашенные в темно-зеленую краску, совсем не вязались с праздничной обстановкой цирка.
Появились первые зрители. Эта была совсем не та публика, какую он видел в Академическом театре драмы, по пестроте своей она скорее походила на эрмитажную.
Скоро даже ряды, находящиеся чуть ли не под самым куполом, заполнились до отказа. Лишь Ринтын сидел в одиночестве в ложе и чувствовал себя неуютно. Хорошо бы сесть вон там, у самого манежа, или забраться под купол, рядом со стальными тросами и канатами.
В зале притушили свет. На минуту весь заполненный людьми цирк погрузился в темноту. Только где-то сбоку светились красные огоньки, как головешки в костре. Тревожно зарокотал барабан, все громче и громче звенела туго натянутая кожа, словно чудом забрался в цирк шаман и схватился за бубен, вызывая духов празднества и веселья. Духи отозвались нестерпимо ярким светом прожекторов, направивших разноцветные лучи на герб и сплетенные руки. Под знакомые звуки марша вышли колонны знаменосцев. Полотнища развевались на ветру, шелест шелковой материи доносился до ложи, а под отблесками праздничного света гордо шагали друзья Ринтына — чех Иржи Грдличка, нанаец Гори Черуль и чукча Вася Кайон. Они сделали круг по манежу, неся высоко над собой знамена, и остановились, образовав живописную группу. За ними вышли цирковые артисты. Они были разные — большие, маленькие, старые, молодые, полуголые и одетые… Группа, где был Кайон, выглядела куда внушительнее и торжественнее…
Ринтыну хотелось встать со своего места и громко крикнуть в темноту амфитеатра: "Товарищи! Это же мои друзья идут! Мои соседи по комнате". Может быть, он, а возможно, кто-нибудь другой первым захлопал в ладоши, и вскоре буря аплодисментов заполнила цирк и поднялась под самый верх, к мерцающим красным светом сигнальным огонькам. Знаменосцы оставались неподвижными, а артисты тоже зааплодировали. Женщина в блестках делала забавные движения, словно срывала что-то с губ своих и кидала зрителям. Ринтын догадался, что это и есть воздушные поцелуи.
Оркестр заиграл быстрее, участники парада снова зашагали и скрылись за занавесом.
Погасли прожекторы. Смолкла музыка. Здоровые молодцы в полинялой, но все еще нарядной форме принялись скатывать ковер. Прошло несколько минут поспешных, но хорошо организованных приготовлений. Высокий мужчина с гладко зачесанными назад волосами, во фраке и в белой манишке объявил первый номер:
— Выступает коллектив артистов Капетинских на подкидных досках!
На арену выбежали атлетического телосложения парни и принялись скакать и кувыркаться, сопровождая свои стремительные движения короткими выкриками.
Ринтын был в восторге. Но прыгуны на подкидных досках оказались еще не самыми интересными. После них выступали воздушные акробаты. Они качались на трапециях, взлетая на головокружительную высоту. Сердце замирало, когда женщина на какое-то мгновение оказывалась без всякой опоры, но ее тут же подхватывал партнер либо сама гимнастка успевала поймать качнувшуюся навстречу трапецию.
Под самый конец представления на опилки неуклюже выползли сивучи, объявленные человеком во фраке и белой манишке морскими львами. Сивучи исполнили несколько команд дрессировщика. Они ложились на бок и хлопали себя ластами по брюху, призывая зрителей аплодировать.