Время таяния снегов
Шрифт:
Лена сидела на диване и радостными глазами смотрела на Ринтына.
Вечером за ужином Ринтын рассказал о последних улакских новостях. Лена и Анатолий Федорович наперебой задавали вопросы, интересовались каждой мелочью.
В детской кроватке лежал маленький Владимир и шумно сосал пустышку. Лена часто подходила к нему и каждый раз целовала то его пухлую ножку, то щечку, то ручку.
Лена сильно изменилась. Похудела и вместе с тем как-то раздалась вширь, поступь ее стала степеннее, медлительнее. Анатолий Федорович изменился мало.
Ринтын ел, отвечал на вопросы и все обдумывал, как заговорить о своей просьбе.
На улице уже стемнело. Ринтын стал собираться в порт. Лена пыталась его удержать.
— Нет, я не могу, — сказал он, — мне завтра надо на работу выходить.
— А ты разве работаешь? — удивился Анатолий Федорович.
— Временно, до прихода парохода. — Ринтын замялся и пояснил: — Собственно, я еще не работаю, только устраиваюсь.
Анатолий Федорович решительно поднялся с места и сказал:
— А ну пойдем в кабинет, поговорим по-мужски.
Едва Ринтын уселся на стул, как Анатолий Федорович вплотную придвинулся к нему и спросил:
— А деньги у тебя на дорогу есть?
— Заработаю! — бодро ответил Ринтын и рассказал о том, как он красил здание редакции районной газеты в Кытрыне.
Анатолий Федорович вынул пачку «Беломора», щелчком выбил папиросу и закурил.
— Скажи, Ринтын, чем я могу тебе помочь? Ведь воспользоваться помощью друга — в этом ничего плохого нет!
— Если хотите мне помочь, — сказал Ринтын, — разрешите мне взять ваше имя и отчество.
— Как это? — удивился Анатолий Федорович.
Ринтын рассказал о своем разговоре с начальником паспортного стола. Анатолий Федорович расхохотался:
— Вот так Папазян! Ничего! Я напишу ему записочку…
12
Через несколько дней Ринтын встал раньше всех в бараке и вышел умыться на улицу. В этот день ему предстояло выйти на работу — тальманом Гуврэльского порта.
Наступала осень. Вершины сопок побелели. Со стороны второй бухты тянуло ледяным сырым ветром. Где-то за сопкой сияло солнце, и часть его лучей падала на бухту у створа. Вокруг стояли подведенные под крышу недостроенные дома. Между ними уже обозначились улицы, переулки. Улицы шли одна над другой, уступами, а соединяющее их переулки круто карабкались в гору.
Ринтын поежился, отвернул кран и стал умываться ледяной водой.
— Привет!
Ринтын обернулся и увидел улыбающегося Василия Корнеевича.
— Почему в гости не заходишь?
— На работу устраивался, паспорт получал. — Ринтын похвастался новеньким паспортом.
Василий Корнеевич осторожно взял в руки паспорт и медленно прочитал:
— Анатолий Федорович… Неплохо звучит. Папазян придумал? Или ты сам предложил?
— У меня знакомый есть, — ответил Ринтын, — начальник полярной станции.
— Что ты говоришь?! — воскликнул Василий Корнеевич. —
Гриша уступил Ринтыну старую позеленевшую брезентовую куртку, такую жесткую, словно она была сшита из невыделанной моржовой кожи. Еще накануне Ринтыну выдали на складе рукавицы и сапоги.
Работа оказалась несложной. Ринтын сидел на борту судна рядом с лебедчиком и отмечал в блокноте количество заполненных грузом сетей.
Теперь он стал получать в конторе талоны в столовую и в обеденный перерыв как равный садился за стол рядом с Гришей.
Ринтын уже не экономил оставшиеся деньги и по вечерам ходил в портовый клуб смотреть кинофильмы.
Работа изменила Ринтына. Он уже не краснел, слыша крепкое ругательство, и даже иногда переругивался с пароходным тальманом, когда у них не сходились цифры.
Бывало, что моряки приглашали его обедать к себе на корабль. Моряки были на редкость гостеприимными и отзывчивыми людьми. Стоило кому-нибудь из них узнать, что Ринтын собирается ехать в Ленинград, как непременно находились советчики, которые рекомендовали наиболее выгодный и кратчайший путь. С легкой руки Гриши Каврая Ринтына стали звать студентом.
В воскресенье Ринтын еще раз съездил на противоположный берег бухты в гости к Лене и Анатолию Федоровичу.
Лена была на вахте, и Ринтын вместе с Анатолием Федоровичем пришли в радиорубку. Лена с наушниками сидела за столом. Комната была полна знакомых звуков.
— Разрешите представить вам Анатолия Федоровича Ринтына, — торжественно объявил Анатолий Федорович, подталкивая Ринтына вперед.
— Получил паспорт? — обрадованно спросила Лена.
— Получил, — ответил Ринтын. — Уже работаю в порту.
Лена взяла в руки паспорт Ринтына и прочитала вслух: "Ринтын, Анатолий Федорович, год рождения тысяча девятьсот тридцатый, место рождения село Улак Чукотского национального округа".
— Вот и кончилось твое детство, — грустно сказала Лена. — Ты стал взрослым человеком.
— Что ж, надо вспрыснуть твое совершеннолетие, — улыбнулся Анатолий Федорович. — Верно, Лена?
— Только, чур, подождите меня, — шутливо погрозила она пальцем.
За столом Ринтын охмелел от двух рюмок красного вина. Когда Анатолий Федорович третий раз наполнил его рюмку, Ринтын решительно отказался и попросил чаю.
— Знаешь, Ринтын, — доверительно сказал Анатолий Федорович, когда Лена ушла мыть посуду, — надо реально смотреть на вещи. В этом году ты уже не сможешь попасть в университет. До начала учебного года остались считанные дни, а ты все еще на Чукотке. Я тебе предлагаю поработать на станции, а следующей весной с первым же пароходом отправишься на материк.