Время терпеливых (Мария Ростовская)
Шрифт:
А потом они увидели корабль, причаленный к берегу. Длинная венецианская галера, с угрюмыми кандальниками на лавках-банках для гребцов. Гребцов на судне хватало, поэтому пленных не посадили на вёсла сразу, а заперли в трюм. Галера подняла парус и двинулась к далёким берегам, отрезая черниговцам путь к свободе.
Вот и всё, подумал внезапно Флегонт. Вот и кончилась жизнь. Кончилась, кончилась, нечего отпираться. Кто-то ещё надеется вырваться из оков, вернуться на родину, выкупившись или сбежав… Глупость всё это. Кончилась жизнь,
Внезапно мерно застучал барабан, послышались свист бича, вскрики и резкие команды на нерусском языке — очевидно, ветер сменил направление, и судно дальше пошло на вёслах.
— Слышь, Ждан… — послышался сдавленный голос кормщика Онфима. — Зря мы дались… Полегли бы там, у ладей, всего и делов. Не мучиться, опять же…
Долгое, долгое молчание, нарушаемое только рокотом барабана.
— Может, и зря… — хрипло ответил Ждан.
Флегонт внезапно уронил голову и зарыдал. Прощай, жизнь вольная! Прощай, жизнь…
…
— … Прощай, великий хан. Надеюсь, когда и свидимся!
— И вам доброго пути. Я рад, что всё вышло так удачно.
— Я провожу вас, если можно, — вмешался Худу, поглядев на дядю. Берке кивнул.
— Проводи, Худу, отчего нет…
Во дворе уже ждали наготове оседланные кони, предоставленные гостеприимным хозяином своим гостям. Мария вспомнила, что князю Ярославу пришлось здесь покупать коней — пешком в Сарай-Бату ходили только нищие и рабы. Коней пришлось брать хороших, дабы не уронить честь посольства, и встали они в изрядную сумму. Когда же пришла пора возвращаться, никто не давал и четверти прежней цены. Только щерились поганые. Брать с собой? На ладьях народу полно, куда там коней ещё… Так и сбыли за бесценок.
Княгиня первая села в седло — боярин Воислав подержал стремя — расправила юбку по конскому крупу.
— Поехали!
Кавалькада из дюжины всадников выехала через ворота, раскрашенные ярко и пёстро. Какая-то горбатая чёрная свинья, возлежавшая в луже, с визгом вскочила и понеслась впереди, за ней с лаем устремились вывернувшиеся неизвестно откуда разномастные шавки.
— Торжественный выезд княгини Ростовской имеем мы здесь, Воислав Добрынич, — в глазах Марии зажглись озорные огоньки. — Со свиньёй впереди, вместо вестового с рогом.
Боярин хмыкнул раз, другой и захохотал.
— Ну, госпожа моя, ты и шутишь!
Кавалькада свернула к берегу, и «вестовая» свинья вкупе с собаками наконец отделились от всадников и исчезли в хитросплетении улочек Сарай-Бату.
— А вода-то спала, гляди-ка! — князь Борис указал на заметно отодвинувшийся от берега урез воды. Верхняя граница была обозначена целым валом мусора.
— Так ведь май месяц идёт уже, княже, — отозвался владыка Кирилл.
Воины на ладьях, завидев приближение процессии, приветствовали своих княгиню и князя радостными криками.
— Заждались тебя, матушка, и тебя, князь наш! — старший из витязей помог Марии соскочить на землю.
— Вы, ребята, давайте-ка спихните ладьи-то в воду! — распорядился боярин Воислав. — Вода спала, небось сами могли сообразить!
— Так это… Не знали мы, что сегодня отплываем! — оправдывался витязь.
— Давай, давай, не задерживай!
Возникла суета. Русичи сгрудились вокруг первой ладьи, кто-то тащил ваги…
— Эй, навались!
Подчиняясь усилиям множества крепких рук, судно со скрипом сползло в воду и закачалось на волжской волне.
— Пожалуйте на борт, господа!
Мария повернулась к Худу, тоже спешившемуся и стоявшему теперь возле ростовцев.
— Ну, прощай, Худу-хан. Храни тебя Господь, хоть и не веруешь ты в нашего Христа…
— Кто сказал это, госпожа?
Мария удивлённо округлила глаза.
— О как!
Молодой монгол помолчал, явно подбирая слова.
— Хочу проситься я в Ростов на следующий год. Жить хочу у вас. Примешь ли, госпожа?
Мария ответила не сразу. Вдруг шагнула и поцеловала паренька в лоб.
— Приезжай, Худу. Мы будем ждать.
Худу смотрел, как она полнимается на борт ладьи по узеньким сходням, аккуратно и легко ступая, придерживая подол, и сердце его сжималось? Отчего? Никто не мог дать ответа на этот вопрос. Тем более сам Худу.
— Эй, взяли!
Последняя ладья нехотя нырнула в воду, люди спешно взбирались на борт, покидая чужой берег. Гребцы уже рассаживались по скамьям, высовывая вёсла наружу, крепили в уключинах.
— Прощай, Худу-хан! — по-русски крикнул Борис, махая рукой, и молодой монгол, уже севший на коня, помахал в ответ. Вёсла с плеском погрузились в воду, и ладья косо пошла против течения, удаляясь от берега.
— Уфф… — боярин Воислав шумно вздохнул. — Кажись, ушли…
— А ты думал, будет иначе? — скосила на него глаза княгиня.
Боярин помолчал.
— Знаешь, матушка моя… Больше всего боялся я в шатре у Бату. Как он смотрел на тебя… Мерзкое это чувство — бессилие… Возжелай он тебя, и не смог бы защитить я госпожу свою… Право слово, уж лучше против десятерых поганых в одиночку, да лишь бы меч в руках… Что было бы…
Мария смотрела в воду.
— Что было бы? То и было бы, Воислав Добрынич, как он пожелал бы. За ради детей моих, ради Ростова города…
Она помолчала.
— А нынче ночью утопилась бы я тихонько, Воислав. Потому как убийца он Василька моего. Заклятый враг до самой смерти.
…
— … Ты не сделал того, что должен был сделать, Бурундай.
Золотые чаши светильников исходили кровавым пламенем, но даже в таком свете было видно, насколько бледен прославленный полководец.
— Ты вправе наказать меня, Повелитель. Однако вряд ли кто-то ещё поймал бы проклятого коназа Андрэ в таких условиях. Я не мог вступить в земли коназа Данаила, не начав войны, твоего же повеления начинать войну я не имел.