Время терпеливых (Мария Ростовская)
Шрифт:
— Давайте, давайте, мужики, неча вам тут ошиваться! — поторопил всё ещё стоявших потерянно людей какой-то витязь. — Вон жратва на дорожку, да топоры возьмите и рожна — нам они ни к чему… Так полагаю, чем скорее уберётесь отсюда, тем для вас же спокойнее.
…
— … Это тут, госпожа моя, Волга так себе река, а после Нижнего она куда как могуча!
Владыка Кирилл, облокотясь на высокий борт, щурился от свежего северного ветра, косо бившего в парус. Мария стояла рядом, держась обеими руками за гладко отшлифованный край борта. На самом носу стоял молодой князь
Караван из четырёх ладей, из них две сорокавёсельные, а две о тридцати шести вёслах, двигался вниз по течению. Мария нарочно потратилась на снаряжение четырёх судов — она знала, что посольство князя Ярослава прибыло в орду на трёх ладьях. И ладьи у ростовского посольства были новые, нарядные, выкрашенные яркими красками. Даже паруса были из ярко-синего шёлка, расшитые красным и белым с золотом. Эти паруса обошлись ростовской казне в громадную сумму. Однако в таком важном деле не стоило экономить. Следовало показать, что не нищие просители прибыли клянчить милость всесильного Бату-хана, а состоятельные владетели земель ростовских, с коими определённо стоит иметь дело.
Мария усмехнулась горько. Что паруса, паруса мелочь… Подарки, которые ростовское посольство везло в Орду, по цене приближалось к ежегодной дани, выплачиваемой Ростовским княжеством. А ведь ни векши не скостят, подумала Мария, заявятся как новенькие зимой. Тяжко, ох, тяжко… И ведь никак иначе.
Посольство собиралось загодя и отправилось в путь, едва прошли по Волге последние льдины. Путь до Ярославля, такой короткий в зимнее время, оказался куда как труден. По совету бывалых купцов, имевших несчастье ездить в эту пору по своим торговым делам, сани ростовского посольства запрягли восьмериком — купцы в один голос уверяли, что иначе кони падут, не дойдя до Ярославля. И всё равно животные выбивались из сил, таща сани с поклажей по раскисшей талой земле, точно и не земля это, а болото сплошное. Мария поёжилась, вспомнив дорогу. Трещали полозья, окованные железом, с мясом вырывались оглобли, лопались постромки… Четыре дня тащились до Ярославля того — с ума сойти! Еле добрались.
В самом Ярославле пришлось дать людям день отдыха — чересчур уж вымотались. Потом было воскресенье, а как известно, в воскресенье работать грех. Не стоило пренебрегать ни одной мелочью в стол ответственном деле, и уж тем более Божьими заповедями. Ещё два дня ушли на погрузку. Наконец в среду, едва только хрипло запели петухи, тяжело гружёные ладьи распустили паруса и отчалили, оставляя за кормой полуразрушенный город, до сих пор не оправившийся как следует от нашествия.
— … Ну что, княже, нравится? — обратился епископ к Борису, слегка улыбаясь в бороду. Но мальчик остался серьёзен.
— Чему же тут нравиться, владыко? Сколько уж плывём, а всё развалины одни да пожарища по берегам.
Кирилл от неожиданности даже крякнул. Да уж… И в этот момент впереди показались валы, увенчанные обугленными остатками частокола.
— Вот, пожалуйста, — мотнул головой юный князь. — Разве хорошо? Что за город был?
— Городец это, княже, — ответил, помолчав, владыка Кирилл. — Крепкий город… был.
…
— Ата-та! Ага-га!
Княгиня Елена Романовна, улыбаясь, наблюдала, как великий князь Михаил Всеволодович скачет, старательно изображая необъезженного коня. На спине великого князя восседал Олег Михайлович, заливаясь счастливым смехом. Юрий Михайлович, ревниво наблюдавший за происходящим, не выдержав, подбежал к отцу.
— Тато, а я? Тато, а меня?!
— Садись и ты, давай! Позади Олежки токмо! — щедро разрешил Михаил. Юрик не заставил повторять прглашение дважды, и через пару секунд резвый конь с двумя всадниками продолжил путешествие.
— Эге-гей! Ого-го-го!
— Тише, тише, отцу-то поясницу свернёте! — вмешалась Елена, смеясь.
— Ага, мама, тато знаешь, какой здоровенный! Покрепче коня ещё! — не согласился Юрий Михайлович.
— Истину, истину речёшь, сына! — подтвердил Михаил. — Иго-го-го!
Елена Романовна блаженно улыбалась. В последнее время князь Михаил всё больше времени уделял жене и детям, что радовало. Княгиня опять была беременна — после той разлуки князь стал словно ненасытен. Михаил Всеволодович был уже немолод, и, вероятно, использовал последний мужской взлёт. Сказать вот прямо сейчас, подумала Елена… Нет, погожу ещё.
— Эге-ге-ге-ееей! Огогогооооо!
— Вперёд, тато!
— Ну хватит, хватит, разбаловались! — снова вмешалась Елена. — Меру-то знать надо, искалечите отца!
Умаявшись, Михаил Всеволодович сел на лавку, и ребятишки немедленно облепили его.
— Помню, Маришка маленькая была, так на баранах всё норовила кататься. Подманит, слышь, хлебной коркой, да и вскочит верхом. Отчаянная девка была! Один раз пришлось даже розгами угостить, дабы отвадить от такого дела…
— Ты уж который раз баранов тех поминаешь, Михась! — засмеялась Елена.
— Да… А вот Филя-то с самого детства как святая ходила. Очи долу, ресницы длиннющие, а как глазищами на тебя взглянет, так хоть на колени падай. Была, была в ней искра Божья…
— Я всё вспоминаю, как ты про сон её рассказывал, Михась. Про геенну огненную да мрак кромешный.
Михаил Всеволодович внезапно поскучнел.
— Ну, ладно, ребята, идите-ка к себе. После, после поиграемся.
Когда сыновья покинули горницу, с явной неохотой оставив отца и мать наедине, Михаил подсел к Елене, обнял.
— Трудно нам придётся с тобой, Еленка. Даже не представляешь ты, какие годы нас ждут.
Михаил помолчал.
— В прошлом году князь Ярослав Владимирский ездил в Орду, ярлык получил на великое княжение. И тем вынудил Маришу ехать, дабы сохранить Ростов да Белоозеро для сынов своих.
— Думаешь, не дадут ярлык? — прямо спросила Елена.
— Кто знает… — неопределённо повёл плечами князь. — Маришка, она умная, может и удастся ей… Вернее всего удастся. Однако даже не в том дело. Понимаешь, Еленка, протоптал дорожку в Орду князь Ярослав. Создал прецедент, как латынские монахи-крючкотворы говорят. До сей поры княжение было внутренним делом Руси. Теперь же Бату-хан вроде как назначать князей будет, ровно приказчиков. Кому захочет, даст ярлык, кому не захочет — иди вон…
Елена прижалась к мужу, ласкаясь.