Время тяжелых ботинок

Король Владимир

Усики из всех запалов Олеся удалила, – обходиться с этими губительными игрушками она теперь могла с закрытыми глазами.

После пятичасового полдника – ароматной горячей творожной запеканки с домашней сметаной и смородинового киселя, за воротами раздался автомобильный сигнал. Со своего наблюдательного пункта на втором этаже готовая к тому, что приедут убивать, вооружённая до зубов нелегалка увидела, как забегал по двору Василь, загоняя собак в вольер.

Обычно о своём приезде Леонид предупреждал. Так что Василь носился по двору не просто так. Грозные псы его слушались, и уже давно были бы заперты. Сейчас же хитрый собаковод просто гонял их туда-сюда. Пёсья свора решила, что с ней играют, подняла несусветный лай, невольно сигнализируя непрошеным гостям, что с открытием ворот нужно подождать. Пока Василь так «играл», он ухитрился по мобильному связаться со Шмелём и передать только два слова: «Вертолётчику плохо». Когда он понял, что сигнал принят, собаки были изолированы.

Наконец, электрический механизм привёл в движение створки высоких железных ворот, и Олеся увидела четыре большие красивые машины – все её любимого чёрного цвета. Две заехали, две остались на улице.

Люди, которые тут же заполнили двор, друзьями Леонида не были – она это почувствовала остро и сразу.

Это были смертельно опасные враги.

Двое держали в руках такие же автоматы, как были и на ЕЁ складе. По дому бесцеремонно зашастали вооружённые люди, забежали и на второй этаж.

Олеся почувствовала сильный озноб. Клацая зубами, она накричала на одного здоровяка, чтобы не очень тут хозяйничал. Тот лишь молча царапнул её холодным боковым взглядом. Так спецназовец во время зачистки фиксирует сползающую на тот свет жертву – после его короткой автоматной очереди.

Олеся решила – раз Леонид здесь, прятаться смысла нет. На дрожащих ногах она стала спускаться, как ей казалось, навстречу смерти.

В столовой уже сидели мерзкий дядька с шариками на скулах, какой-то Алекс с пистолетом под мышкой – так назвал его дядька.

Встревоженный бледный Леонид говорил по внутренней связи с Натальей.

– А вот и маленькая хозяйка большого дома! – дядька пошёл навстречу Олесе. В его руках был огромный букет жёлтых роз.

Это Олесю немного успокоило и уняло трясучку.

– Меня зовут Сергей Павлович, я коллега вашего Леонида. Ничего, что мы без приглашения?

– Добро пожаловать, гости дорогие! Хлеб вам да соль! – когда Кинжал это услышал, то катанул на скулах выросшие за три года желваки.

Это – не Олеся.

– А меня зовите пани Чёрная Невеста, – она, как обычно, была в чёрном – брючки, водолазка, чёрная лента в распущенных естественно белых волосах. Только сейчас Кинжал заметил, что она очень похожа на рано умершую польскую певицу Анну Герман.

Желвак и Кинжал переглянулись.

– А почему так мрачно, пани Олеся? – включился в игру Желвак. – Цветы ведь яркие, жёлтые. Значит, и настроение должно быть соответствующее.

– А вы их положите потом на мою могилку, если кто живой останется, – осклабилась хозяйка со странностями.

Кинжал сообразил – надо молчать.

Что тут случилось за то время, что его не было, он не знал, но если б что-то и произошло, Василь бы сообщил. Значит, так надо, – его ласточка затеяла свою игру.

Она предупреждена и, очевидно, решила устроить «цирк».

«А что, – решил Кинжал, – всё по понятиям».

И Желваку игра пришлась по вкусу:

– Вы что, решили нас всех отравить, как бабушку Евлампию? Или, может, зарубить топором, как сестрицу Веточку?

– Нет, зачем же! – весело пролепетала Олеся, – пани Чёрная Невеста просто взорвёт всех вас к чёртовой матери, если кто обидит её жениха! У меня с собой – бомбочка!

На плече висела маленькая кожаная сумка от Гуччи, подарок Леонида.

Охранник Алекс в два прыжка оказался рядом с сумасшедшей девчонкой, отобрал сумку, осторожно прощупал и вывалил содержимое на стол.

Это были драгоценности и бижутерия.

– Фу, как грубо! Сергей Павлович, прикажите своему холопу выйти вон! Он плохо воспитан. И пистолет надо прятать под пиджаком, а не выставлять напоказ. Это – некультурно.

А «жених» даже голос её узнавал с трудом.

«Так его! Молодец, ласточка моя! Только где ж ты таких слов за эти дни набралась?

Ты же в своей жизни ни одной книжки не прочитала! Наверное, по телевизору. Там иногда и так говорят».

Желвак кивнул, и начальник охраны с недовольным видом вышел во двор.

Олеся бросила преподнесённый букет в кадку, из которой росла экзотического вида пальма, села к столу и дрожащими руками стала собирать разбросанные украшения.

Мужчины увидели – девушка горько плачет. Слёзы двумя ручьями текли по щекам, капали на белоснежную скатерть, расплываясь большими серыми пятнами.

Желвак давно не видел плачущей женщины и оказался не готов так сразу адаптироваться.

Он сел напротив и взглядом показал Кинжалу, чтобы присел и тот.

– Пани Олеся, вас обидел этот потный дурак? Давайте его простим, у него нервная работа. Человек он уже не молодой и сегодня даже не обедал, – Желвак старался влезть девчонке в душу, предстоял серьёзный разговор.

Плакала Олеся беззвучно.

– Я не хочу жить! – глотая слёзы, сквозь зубы выдавила она.

Вряд ли она собиралась кого-то тут разжалобить, вызвать сочувствие. И то, что это прямая угроза в их адрес, гости не уловили.

– Жить приходится, пани Чёрная Невеста, – раздумчиво произнёс Желвак.

А Кинжал виновато посетовал:

– Лично мне жить – хочется.

Он видел, что это не истерика, а слёзы злобы и отчаяния, и не знал, что будет здесь в следующую минуту. Вся надежда на то, что подоспеют озерковские пацаны.

Но и тогда шансов выжить немного.

А что будет с бедной Олесей, с Василём и Натальей? Тревожная кнопка на наручных часах спасает лишь тогда, когда охранники неподалёку. Не договорились они с Палычем, когда Кинжал вознамерился взять СВОИХ в Шишкино: «Ты же от них зашифровался! Или – уже мне не доверяешь!» Желвак слыл большим мастером устраивать подобные капканы.