Время тяжелых ботинок

Король Владимир

Точки общепита отпадали – он их не посещал, ел только дома и в офисе, где всё было под жесточайшим контролем. Водитель-охранник показал, что ни в каких забегаловках во время поездок в Озерки они не были. Захарыч взял на двоих целую сумку с судками и термосами, готовила всё это лично Софья. Её из числа подозреваемых исключили – из-за отсутствия мотива: никаких юридических прав на имущество и вклады гражданского мужа у неё не было, и любовь там была до гроба,

Желвак это знал. Особняк проверили, обнюхали каждый квадратный сантиметр.

Картина всех передвижений и встреч Льва Рокотова за последнюю неделю – время действия смертельного препарата – постепенно вырисовывалась.

Вдруг выяснилось, что Захарыч был в Озерках и в третий раз – один. Старую «семёрку» он взял у знакомого барыги, того нашли, припугнули, но тот явно был не в курсе, а лишь указал точную дату, когда это было.

О последнем посещении Толстым городка не осталось никаких свидетельств.

Добрались до Озерков и подмосковские следователи прокуратуры.

А там свидетелей – ноль, у ментов – круговая порука.

Желвак посмеивался, сравнивая собственное расследование с официальным.

Там – правила, стандарты, Процессуальный кодекс. Это в кино – что ни следак, то Шерлок Холмс. А в жизни – бумаги, бумаги, одним словом, документы, которые удобно подшить к делу, чтобы снять с себя ответственность.

Изучая список мест, где был Захарыч, Желвак Озерки отмёл. Там, если бы хотели, – просто грохнули бы без всяких затей.

За последнюю неделю Толстый дважды был в банке «Ротор». Ничего удивительного, там у него личный счёт. Один раз зачем-то поднимался к Джону Касаткину.

Интересно, какое дело у него могло быть к председателю правления банка? Желвак ничего не слышал о том, чтобы эти двое когда-нибудь собирались и закусывали.

Мог ли отравить его кореша Джон?

Легко, только – зачем?

Касаткин всю жизнь работал в банках, долгое время – за границей. Даже если и стучал на КГБ, – при чём тут вор-домушник Толстый?

Но кто-то же сыпанул Захарычу препарат, который сделав своё чёрное дело в организме жертвы, распадается и покидает место преступления, не оставив никаких следов. Такие в аптеках не продаются.

Желвак позвонил Джону Касаткину, сам не зная, зачем он это делает. И напросился в гости.

В кабинете председателя правления своего банка он не был со времён Вадика Бирнбаума.

Того как-то встретили в Чили, в Сантьяго, – вон аж где спрятался, удивился Желвак. А бывший банкир просто наслаждался круизом вокруг Латинской Америки вместе со своей женой Асей, которую он всю жизнь называл Ларисой. Жили они себе в Берлине и горя не знали. Как говорил один купец в пьесе Островского: «хорошо тому, у кого денег много».

– Чем у вас угощают? – поинтересовался Желвак, развалившись в кресле для гостей.

Айсор благодушествовать не привык. А визит пахана поставил его в боевую стойку.

Те, кто хорошо знал майора запаса Генерального штаба Касаткина Д.Б., свидетельствовали:

«Айсор опасен, даже когда спит».

У него в кабинете была замаскированная цифровая видеокамера, которая крупным планом фиксировала всех гостей. Запись потом анализировали профессионалы-физиогномики.

– Угощаем чаем, кофе, водкой, виски. Для избранных есть даже минеральная вода без газа.

«Толстый мог пить только коньяк».

– А коньячок здесь водится?

– Не держим, Сергей Палыч. Это с тех пор, как из самой Америки привезли армянский коньяк, который оказался палёным. И теперь все мы, как учил папаша Мюллер, коллега Штирлица, употребляем только простую крестьянскую водку – нашу, алтайскую.

Встань сейчас Палыч и внаглую открой бар Касаткина, он увидел бы там целую батарею дорогого стекла с лучшими французскими коньяками. Только в кармане

Айсора обретался небольшой бесшумный пистолет отечественного производства, пробивающий все известные бронежилеты, – там был специальный патрон. И такая ревизия могла окончиться для невоеннообязанного Быкова С.П. трагически. Майор вытащил бы убитого через запасной ход, а потом в офисе банка начался бы пожар, в результате которого вышеупомянутый гость пропал бы без вести – такое при техногенных катастрофах случается.

– Ну, раз коньяк не наливают, угости «Боржоми».

Палыч всё гадал, что вместо своего любимого виноградного напитка мог здесь употребить Захарыч, и пришёл к выводу, что только эту грузинскую воду.

Касаткин нажал кнопку:

– Анечка, стакан «Боржоми», пожалуйста, – комнатной температуры.

Касаткин знал, что холодное Палыч не пьёт.

«Ну, пахан, давай, спрашивай, не я ли убрал твоего мозговика? И я тебе отвечу: конечно – нет. Что будет неправдой. Потому что на правду у тебя не хватит даже твоих огромных денег. Не всякую правду, Желвак, можно купить».

Длинноногая Анечка вошла с подносом, стакан воды был накрыт салфеткой.

Айсор стоял в отдалении. Палыч сидел. Он отхлебнул воду.

«Туфта всё это, – зачем ему травить Толстого? Не вяжется».

«Правильно мыслишь, Палыч. Где – я, а где твой вор-домушник и автор плохих детективов. Разного мы поля ягоды. Раньше я с твоим корешом на одном квадратном километре с…ть бы не сел. А теперь вот пришлось через операционистку Женю зазвать Толстого сюда. Правда, эта Женя теперь работает в другом банке и знает, что делать, если к ней вдруг обратятся посторонние с трудными вопросами. Изменились времена! Как сказала моя пятнадцатилетняя дочка Даша, ботинки стали тяжёлые. Я её спросил: а до этого какие были? Оказывается, раньше она их вообще на ногах не чувствовала. Так что, Палыч, коньяка здесь больше нет и не будет. И мою ПРАВДУ тебе ввек не достать. Я, Палыч, – солдат империи, а ты – её вор».

5

Докладывать Айсору о найденных в особняке Толстого бриллиантах Оса не стал.

Он не хотел смерти Желвака.

Его сейчас занимало очередное послание военных разведчиков, отправленное больше трёх лет назад и полученное им только теперь. Он тщательно исследовал каждую единицу коллекции и ничего не обнаружил. Тогда он принялся за чемодан. Плотная авиационная фанера, планки изнутри для жёсткости, два миниатюрных немецких замка под разные ключи – где тут можно спрятать хоть клочок бумаги?