Время умирать
Шрифт:
— Попался, негодный пигмей, — проворчал Шон. — Ты не проведешь меня на этот раз. Это тебе не сойдет с рук так просто. Повтори-ка теперь, что я старею, и я сверну тебе шею!
— Ты навсегда останешься молодым и прекрасным, мой бвана, — хихикнул Матату и изогнулся как щенок, которого держат за шиворот.
— Где ты был, Матату? — строго спросил Шон. — Что задержало тебя так долго? Неужели ты встретил на своем пути красивую девушку?
Матату снова хихикнул. Ему нравилось, когда Шон говорил о любовных победах и флирте.
— Я нашел место,
Шон придвинул его ближе к кровати и пожал руку.
— Рассказывай, — приказал он.
Матату присел на корточки, подоткнул набедренную повязку и важно откашлялся, прочищая горло.
— Там есть круглый холм, круглый, как голова лысого человека, — начал Матату. — с одной стороны проходит инсимби, железная дорога, а с другой — дорога.
Шон прилег на локоть, чтобы слушать, другой рукой он обнял обнаженную талию Клодии и прижал ее ближе. Она уютно устроилась в его руках, слушая птичий эльфийский голос Матату в темноте.
— Вокруг холма много аскари с большими бандуки, которые спрятаны в дырках в земле. — Шон живо представил тщательно охраняемую вершину так, как ее описывал Матату. Далее, за внешними оборонительными линиями в отдельных отрытых в песке углублениях располагались вертолеты. Они были неуязвимы, как боевые танки, их корпуса защищали укрепления. Чтобы привести в действие несущие смерть ракеты и бомбы, им нужно было только подняться на несколько футов над землей.
— Внутри круга, где ночуют хеншо, много повозок и много белых людей в зеленой одежде, которые часто забираются внутрь хеншо и все время что-то там делают. — Матату описал передвижные мастерские, топливные цистерны и бригады русских механиков и техников, необходимых для того, чтобы поддерживать вертолеты в рабочем состоянии. В тренировочных руководствах говорилось о высоких требованиях к обслуживанию и управлению «хайндов», огромные изотовские турбодвигатели которых буквально пожирали топливо.
— Матату, а ты заметил там возле холма железнодорожные цистерны? — спросил Шон.
— Я видел их, — подтвердил Матату. — Эти такие большие круглые бочки, полные пива, — человек, который их везет, наверно, очень хочет пить. — Давным-давно, в один из его редких визитов к Шону в город, Матату увидел большую бочку, из которой наливали пиво, в одной из самых крупных пивных Хараре. Он был так впечатлен увиденным, что теперь был совершенно убежден, что любые цистерны, какого бы размера или типа они ни были, содержат только пиво. Шон не стал переубеждать его. Матату просто никогда бы не поверил, что в некоторых из них содержимое менее благородное, например, бензин. И теперь малыш всегда задумчиво смотрит на какую-нибудь стоящую на дороге цистерну.
Шон тихонько улыбнулся, глядя в темноту. Топливо для вертолетов, очевидно, было доставлено из Хараре бензовозами, затем перегружено в железнодорожные цистерны. Удивительно, что южноафриканцы сами не доставили топливо. Однако если вертолетная эскадрилья получит это самое топливо, они подвергнутся большому риску. Это надо было иметь в виду.
Матату сидел рядом с Шоном около часа, пока Шон тщательно записывал и зарисовывал с его слов все детали расположения базы.
Матату был уверен, что там было одиннадцать вертолетов — по его собственной оценке. На самом деле их было двенадцать, но один разбился при столкновении с «геркулесом».
Матату был также уверен, что только девять из них смогут полететь. Спрятавшись, он видел вылет эскадрильи на заре, ее возвращение для дозаправки и, уже ночью, после окончания операции, расстановку машин по укрытиям. Шон знал, что Матату умеет правильно считать до двенадцати, но дальше весь счет у него сводился к тому, что цифры больше двенадцати он обозначал как «много», «очень много» и наконец «много, как травы в долине Серенгети».
Таким образом, Шон теперь знал, что две машины сломаны или, по крайней мере, в плохом техническом состоянии, и, вполне доверяя тому, что рассказал Матату о девяти боеспособных вертолетах, понимал, насколько это все еще внушительная сила. Вертолетов было достаточно, чтобы изменить ход военных действий не в пользу РЕНАМО — если только не удастся вывести их из строя.
Матату, закончив наконец свой рассказ, обратился к Шону.
— Ну а теперь, мой бвана, что я могу еще сделать?
Шон на минуту задумался. Не было никаких реальных причин, мешающих включить Матату в шанганский отряд под его командованием. Однако он чувствовал, что в будущем ему может пригодиться эта тайна, окружающая Матату, скрывающая его от холодного, как у рептилии, взгляда генерала Чайны.
— Ты мой запасной козырь, Матату, — сказал Шон по-английски, а затем добавил на суахили: — Я хочу, чтобы ты на время скрывался от посторонних взглядов. Не позволяй никому тебя видеть, кроме меня и Джоба.
— Я тебя понял, мой бвана.
— Наведывайся ко мне каждый вечер, примерно в это же время. Я буду давать тебе еду и расскажу, что нужно будет делать. Тем временем наблюдай за всем, а потом рассказывай об увиденном.
Матату исчез так бесшумно, что они услышали только шорох сетки на выходе.
— С ним все будет в порядке? — спросила Клодия тихо. — Я беспокоюсь за него, он такой милый.
— Из всех нас он наиболее приспособлен к выживанию. — Шон улыбнулся вслед маленькому человечку.
— Что-то расхотелось мне спать. — Клодия прильнула к Шону, как кошка. Затем, немного позже, прошептала: — Я так рада, что Матату разбудил нас…
* * *
Было все еще темно, когда Шон стянул одеяло с Джоба.
— Поднимайся, есть работа, — сказал он ему, и, пока Джоб одевался и зашнуровывал ботинки, Шон поведал ему о встрече с генералом Чайной.
— А знаешь, ведь мы с тобой сейчас и впрямь инструкторы, — пошутил Джоб. — Поскольку знаем об этих «стингерах» только то, что успели прочитать в инструкции по пользованию.