Время в нас и время вне нас

Моисеева Наталья Ивановна

Если сегодня нечесаные (точнее, в парикмахерской создавшие запутанную гриву волос), дергающиеся в душном зале певцы выкрикивают бессмысленные слова и употребляют достаточно умело древние ритмы и ритуальные движения, они оказывают сильное эмоциональное воздействие на толпу поклонников, которой после концерта не надо идти в бой или на охоту. И возбужденная толпа бьет стекла, ломает вагоны, скандалит на улице. И все это — воздействие древнего пантомимически-звукового языка, в котором важнейшим действующим началом наряду с жестом является ритм.

Язык жестов, или ручной язык, дошел до наших дней, во всяком случае до начала XX века, как вполне рабочий инструмент, а возник он где-то миллион-полтора миллиона лет назад. Первые

сведения о языке жестов были получены при изучении мышления так называемых слаборазвитых обществ и племен, в первую очередь аборигенов Австралии и Южной Америки. Так, в книге Л. Леви-Брюля «Первобытное мышление» (М., 1930) рассказывается, что в одном из австралийских племен — варрамунда — вдовам запрещается говорить иногда в течение двенадцати месяцев. Они общаются с другими лишь при помощи языка жестов и приобретают такое искусство в его применении, что предпочитают пользоваться им даже в тех случаях, когда уже ничто к этому не обязывает. Бывает так, что среди собравшихся женщин царит почти полное молчание, а между тем они ведут между собой оживленный разговор при помощи пальцев, или, вернее, рук и кистей.

Туземцы округа Порт-Линкольн употребляют множество знаков, не сопровождающихся звуками, что очень полезно на охоте.

Племя диэри кроме звукового языка имеет еще богатый язык знаков. Для обозначения мужчин и женщин, животных, неба, земли, ходьбы, верховой езды, плавания, еды, питья, для сотни других предметов и действий имеются свои особые знаки, так что туземцы могут разговаривать, не произнося ни одного слова.

Язык знаков важен еще и потому, что индейцы одного племени часто не понимают звукового языка другого племени, но они легко могут беседовать между собой при помощи движений пальцев, головы и ног.

Кроме того, оказалось, что в Персии, при шахском дворце, слуги обязаны были говорить лишь ручным языком. Зафиксирована ручная речь и у сирийских арабов; хотя говорили на этом языке мужчины, он носил название «женских сигналов».

Н. Я. Марр в 30-е годы нашего столетия обнаружил ручной язык на территории СССР, на Кавказе, причем не только в отдаленных районах, но даже среди грузинок в самом Тбилиси. Ручной язык оказался широко представленным в Казахском районе Армении [8] среди азербайджано-турецкого, айсорского, греческого и особенно армянского населения. В Ахалцихском районе Грузии ручным языком пользовались грузины, армяне и турки. В ручной речи возможно передать достаточно сложные представления. Так, например, имеется ручная сигнализация для обозначения Солнца и полнолуния.

8

Сейчас населенный пункт Казах и прилежащий район относятся к Азербайджану.

Следующий этап становления языка — звуковой язык. Он возник 50—500 Тысяч лет назад и в первой стадии своего развития соответствовал тотемическому [9] и вместе с тем древнему космическому мышлению. В этом языке все представлено в виде образов, понятий, в нем закреплены мельчайшие особенности предметов, живых существ, действий, свойств, состояний. Эти понятия являются частными и совершенно конкретными. Как пишет Леви-Брюль, рука или нога, которую себе представляли древние люди, является всегда рукой или ногой кого-нибудь, кто упоминается одновременно с этой рукой или ногой. Во многих языках североамериканских индейцев слова, обозначающие части тела, встречаются всегда с местоимением: моя рука, твои глаз, его нога и т. д.

9

Тотемизм — вера в родство группы люден (рода) с какими-либо видами животных, растений, явлениями природы.

В Южной Африке у туземцев бавенда существует специальное имя для каждого рода дождя. Даже геологические особенности почвы не ускользнули от их внимания: каждый вид почв и каждый род камней или скал носят особые названия… Нет такой разновидности деревьев, кустарников или растений, которая не имела бы имени в их языке. Они различают по имени даже каждую разновидность травы.

У лопарей есть несколько названий для северного оленя — однолетнего, двухлетнего и т. д. 20 слов обозначают лед, 11—холод, 41—снег во всех его видах.

В Новой Зеландии у маори каждая вещь имеет свое собственное имя: жилища, челноки, оружие, даже одежда. Земли, дороги, побережья всех островов, а также лошади, коровы, свиньи, даже деревья, скалы и источники — все имеют свои названия. Пойдите куда угодно, заберитесь в самую, казалось бы, безлюдную пустыню и спросите: «Есть ли у этого места имя?» — в ответ любой туземец данной местности сейчас же сообщит вам его название.

На стадии развития пантомимического и первичного звукового языка человек чувствовал себя частью природы, ко всем переменам в ней чутко прислушивался. Американский исследователь Генри Бестен прожил полный солнечный цикл на пляже Кейп-Кода под вечный шум волн, чтобы проверить реакции своего мозга на полное удаление от техноцентричного мира. Он пишет:

«Год, прожитый в четырех стенах, — это путешествие по листам календаря: год на лоне самой природной природы— это свершение могучего ритуала. Чтобы участвовать в нем, надо обладать знаниями о паломничестве Солнца, уметь его чувствовать, обладать тем его ощущением, которое заставляло даже самые примитивные племена отмечать летний предел его пути и последнее его декабрьское отступление. Все эти осенние недели я наблюдал, как огромный диск отодвигался к югу по горизонту болотистых равнин, сегодня заходя за этим лугом, завтра — за тем сухим деревом, а послезавтра — за припорошенной первым снегом осокой вон на той кочке. Мне кажется, потеряв это чувство, это ощущение Солнца, мы утратили очень многое…

Я заснул беспокойным сном и скоро проснулся, как обычно просыпаются спящие под открытым небом. Смутные стены мрака вокруг дышали приятным запахом песка, стояла нерушимая тишина, и неровное кольцо стеблей над моей головой было недвижно, словно вещи в доме… В прозрачном небе на востоке из дыхания мглы, скопившейся у края ночи и океана, поднимались наискось друг от друга две великие звезды — Бетельгейзе и Беллатрикс, плечи Ориона. Наступила осень, и Великий охотник вновь стоял над горизонтом дня и убывающего года. Его пояс все еще скрывала облачная гряда, а ноги уходили в глубины пространства дальних волн морских.

Мой год на пляже завершил свой полный цикл, и наступило время затворять дверь. Глядя на эти великие солнца, я вспоминал тот последний раз, когда я отметил их весной в апреле, — они растворялись в свете дня, уходили за горизонт на западе, где тянулись болота. Я смотрел, как они блестели вдали над чугунными волнами черного декабря. И вот охотник вновь восходил, чтобы прогнать лето на юг, и вновь следом за ним шла осень. Я был свидетелем солнечного ритуала, я приобщился к миру стихий…»

Археолог Э. Томпсон, нашедший сокровища колодцев майя, пишет: «Как-то утром я стоял на крыше храма, когда первые лучи Солнца одели багрянцем далекий горизонт. Все окутывала глубокая утренняя тишина. Звуки ночи замерли, дневной шум еще не поднялся, небо надо мной и земля внизу, казалось, затаили дыхание, чего-то ожидая. Затем в ярком сиянии взошло огромное круглое Солнце, и весь мир запел и зажужжал… Сама природа научила первобытного человека поклоняться Солнцу, и в глубине души современный человек все еще не забыл древних уроков».