Время волка
Шрифт:
Поэтому труп всё ещё лежал на поле, с закоченевшими, покрытыми изморозью конечностями. Голова находилась отдельно от тела, как будто скатилась с горы. Ветром сдуло платок, которым пастор прикрыл лицо, и никто из военных не получил приказ снова расстелить его сверху.
— Эй, Барбаросса! — шепнул молодой солдат рядом с ним.
Барбаросса – «рыжебородый», так его звали в полку. С усами и кустистыми бровями он мог пугать деревенских детей, которые шептали друг другу, что тот выглядел как дьявол. Но дьявол был в другом месте. И ей Богу, после месяцев бессмысленной охоты в холоде, многие продали бы свою душу, чтобы, в конце концов, получить чудовище на мушку и прикарманить вознаграждение. Девять тысяч четыреста лир
— Что там впереди! — это был ропот молодого соратника, который переместил вес на локоть и продвинулся, чтобы лучше разместить ружьё.
Барбаросса осмотрел опушку леса, где были спрятаны капканы. Там скользили прямые, как стрела, тени.
— Пожалуй, ты видишь приведение, — шепнул он юнцу. — Это снова лишь лисица.
Сейчас овечье пастбище опять очень тихо лежало под небосводом, показывая первое предчувствие предрассветных сумерек. В родной деревне Барбароссы, на побережье, в это время года уже давно распустились деревья, здесь же, в начале апреля, снежные пятна покрывали луга. К этому добавлялся туман и мелкий дождь, который заволакивал остатки белого тонкой ледяной коркой. Проклятая влажность пробиралась в сырую униформу, и оттуда в кости. Она портила запал и порох, которые должны быть сухими для хорошего выстрела. Плохо же то, что они выходили на охоту для охоты порожняком. Правда, при последних больших облавах они убили дюжины волков, но бестия побеспокоилась о дерьме вокруг своих преследователей. Она появлялась незаметно как дух, оставляя после себя новое поле боя, и бесследно исчезала в лесу. «Возможно, это всё же дьявол, которому доставляет удовольствие водить нас за нос», — думал Барбаросса.
Красный коршун, который уже долгое время кружил над умершей, и которого также трудно было прогнать, бросая камни, уселся в ветвях дерева и осматривал пастбище.
— Скотина! — прорычал молодой драгун и подавил кашель.
Предрассветный свет медленно подползал ближе. Если бы всё происходило правильно, деревня, стоящая за небольшим холмом, теперь медленно бы пробуждалась к жизни. Но Барбаросса знал, что большая часть деревенских жителей уже давно больше не спит. Они молились, и беспокоились, и подслушивали спасительный выстрел, которого не было. И хотя капитал Дюамель приказал, чтобы деревня соблюдала тишину, в этот день пастор не воспринял этого и звонил в колокол. Светлый, металлический звук доносился к ним сюда с ветром. Деревенская собака начала тявкать как сумасшедшая. Вскоре за этим раздался звук колокола и голоса. И когда на вершине горы появились силуэты всадников, Барбаросса знал, что это был караул для неё. Во главе колонны ехал капитан Дюамель, за ним следовало несколько знатных господ.
— Построиться!
Солдаты выползали из укрытия. Барбаросса вскочил, и поспешно, как следует, одёрнул красный обшлаг рукава своей униформы, потом, как и другие, выправил осанку. Теперь он смог узнать приезжих – это была внушительная процессия.
Каждый узнал долговязого адвоката, который на лошади выглядел неуместно. Круглые стёкла его очков запотели от моросящего дождя. Это был Этьен Лафонт, который был Syndicus (прим.пер.: греч. – синдик, поверенный, представитель города, общества) епархии Менде. Это было задание по поручению епископа – организовать охоту и наблюдать. Но также здесь были собраны знатные владельцы охотничьих угодий со своими егерями из Гефаудана, прежде всего граф Морангьез, старейший почтенный граф, который сегодня был одет в золотисто-коричневое пальто, отороченное соболиным мехом.
Четверо, пятеро следующих с ним мужчин, ехали впереди и взнуздывали своих лошадей – графские сыновья, которых в полку драгунов тайком называли «сворой принцев». Это были парни, громкие и важные, с бурлящей кровью. Сейчас они не могли смотреть на покойницу.
«Они похожи на молодых волков», — подумал Барбаросса. — «Вошли во вкус. Но они не умеют ничего другого, разве что уравновешивать свои изнеженные задницы на лошадях, чтобы идти на охоту и наследовать какое-нибудь жирное армейское место, которое им причитается уже с колыбели».
В противоположность графским сыновьям, крестьяне действовали как призраки: бледные лица, полны страха и скорби, укутанные в грубые шерстяные накидки; для защиты от холода икры замотаны тряпками и меховыми шкурами. Снег и грязь пристали к их деревянным ботинкам, мужчины держали вилы, женщины судорожно цеплялись за самодельные пики. Крестьяне враждебно и пристально смотрели на солдат. Один старик сплюнул. Они никогда бы не признались в открытую, но Барбаросса точно знал, что население считало с тех пор, как месяц назад полк расположился лагерем в Сент-Шели-д’Апхер. «Вы едите и пьёте только за счёт епископа и провинции», — говорили глаза старой ведьмы. — «И за что? Где чудовище, вы, неудачники? Если бы вы были хорошие охотники, малышка не смогла бы умереть!»
Барбаросса ответил на её взгляд, угрожающе нахмурив лоб, и снова посмотрел на господ.
— Сегодня тоже никакого следа зверя? — это был прохладный, немного тихий голос Этьена Лафонта.
— Никаких следов, — ответил капитан Дюамель.
— Кого чудовище всё же поймало в этот раз? — рявкнул граф де Морангьез. Деревенские жители забормотали; опираясь на свою трость, пастор подошёл к графу. Его седые волосы растрёпано вылезли наружу из-под чёрной шапки.
— Габриеллу Пелиссир, монсеньор. Ей было семнадцать лет. Её нашёл отец, — он указал на бородатого мужчину, который судорожно вцепился в свою фетровую шляпу на груди. — Он также удовлетворил просьбу капитана Дюамеля подождать с похоронами.
Граф сделал знак мужчине подойти.
— Иди сюда и рассказывай!
Крестьянин медленно выступил вперёд, но начал говорить только когда священник положил свою руку ему на плечо.
— Я нашёл её, когда выгонял овец на пастбище. И после захода солнца, я думаю, больше никакой опасности не будет.
— Почему ты пришёл к такому выводу?
— Говорят, ночью надёжнее, mon Seigneur (прим.пер.: фр – мой господин). Зверь не охотится после захода солнца.
— Ага. И потом?
— Я возвращался через деревню. Габриелла хотела ещё согнать овец и прийти позднее. И она не приходила и не приходила, и стемнело, и тогда я с парой мужчин быстро отправился на поиски. И она лежала там, фетровая шляпа на половине лица, как будто она спала. Я в темноте сначала не увидел. Но когда дотронулся до неё и тряхнул, там... покатилась...
Он умолк и опустил вниз голову.
— Ужасное бедствие, — сказал сухо граф. — Мои соболезнования.
— Спасибо, мой господин, — сказал отец беззвучным голосом.
Но граф больше не обращал на него внимания, а обратился к священнику:
— Хороните её.
Люди немедленно стали двигаться, как будто все только этого и ждали. Тащили под своими накидками простыни, и группами спешили к месту происшествия, чтобы укрыть мёртвую и перенести в деревню.
— Капитан, отсылайте ваших людей обратно к базе, — приказал граф.
— Командуй! — сдержанно сказал Дюамель, но Барбаросса смог увидеть, как сжались мускулы на его челюсти, так крепко он стиснул зубы вместе. — Назад, в Сент-Шели!