Время волков
Шрифт:
Лаэнэ было тринадцать лет, когда Артур вернулся. Как-то в начале лета, рано утром она спустилась во двор - босоногая, в наспех надетом платье. Ей хотелось сорвать яблоко с растущей во дворе яблони, отчаянно хотелось. И тогда прямо в распахнутые ворота въехал молодой рыцарь в белых доспехах. Он был красив - совсем как те, о которых Лаэнэ мечтала. Его золотые волосы горели огнем, и так же горела улыбка. Рыцарь спешился, опустился перед Лаэнэ на одно колено и сказал:
– Здравствуй, сестренка. Ангелы небесные… они наверно и те уступили бы тебе в красоте.
Тогда, наверно, она и пропала.
А может, и нет. Конечно же нет. Та встреча вовсе не была началом. Просто еще одним на поворотом на длинном, очень длинном пути. Они были предначертаны друг другу - всегда, как только может быть предначертана друг другу родная кровь. Сколько Лаэнэ себя помнила, Артур был для нее самым близким человеком из всех. Но после того утра на свежем утреннем ветру она впервые начала понимать. Что, может, не надо искать никаких рыцарей. Вот он… Ее собственный. Если есть Артур,
Проклятье. Так она никогда не уснет.
Лаэнэ встала с кровати, подошла к железной бадье в углу комнаты и умылась. Сполоснула холодной водой лицо и волосы, несколько раз зябко фыркнула. На душе стало чуть-чуть легче. Девушка вытерлась одеялом, оделась и пошла в гостиную. Раз уснуть все равно не получится, лучше уж просто посидеть у камина, а то и замерзнуть недолго. А для начала этот самый камин разжечь…
Камин разжигать не пришлось. Когда девушка вошла в комнату, огонь там уже горел - трещали сухие дрова, языки пламени бросали извивающиеся тени на стены. На скамье подле очага сидел, сложив руки на коленях, Гайвен Ретвальд. Принц был одет в черный камзол с длинными рукавами и высоко поднятым жестким воротником, поверх которого белело освещаемое неровным светом лицо. Отсветы огня порой придавали матово-белой коже кровавый оттенок. При виде Лаэнэ Гайвен слегка повернул голову в ее сторону, но не сказал ни слова.
– Тоже не спишь?
– поинтересовалась девушка, с непонятной ей самой нерешительностью подходя к огню.
– Не сплю, - эхом согласился Гайвен и слегка потянулся.
– Уснешь тут… - Он помотал подбородком из стороны в сторону и зевнул.
– Вообще-то я хотел лечь спать… Но решил дождаться твоего брата. Не знаешь, где твой брат?
– Он мне не докладывает, - раздраженно сказала Лаэнэ и села на скамью рядом с Гайвеном.
– Вот, видишь, умчался куда-то, со мной и говорить не захотел. Ну как хочет… - Она оборвала себя и с досадой прикусила губу, слыша, как подгрызающая ее душу тоска заныла с новой силой.
– Неважно… А что ты его ждешь?
– Да вот… Надо же обсудить, что теперь да как. Я же принц, Лаэнэ. Принц, понимаешь? И, раз моего отца больше нет… король. То есть не совсем еще король, меня же еще не короновали. Но по сути - да. И мне следует вникать во все вопросы, понимать, что происходит. А твой брат и Тарвел похоже решают все сами.
– Ну и пошел бы поискал их, - предложила Лаэнэ.
– Да как-то… Поищу еще, конечно, но… - Гайвен запнулся и не стал продолжать фразу. Вместо этого он сообщил: - Гнусно мне что-то.
– Тебе тоже? Надо же… Вот и мне… гнусно. Даже уснуть не смогла. Такое чувство, что вот раньше все было плохо - а дальше будет еще хуже. Хотя, может, я себя просто накручиваю.
Они помолчали, глядя на хохочущий огонь и думая каждый о своем.
– Меня учили править, - неожиданно сказал Ретвальд.
– Сколько себя помню, меня учили править. Набрали лучших наставников, со всего королевства и из-за границы. Ученых, философов, политиков, военных. Всех, кто мог бы передать наследнику престола хоть чего-то полезного. Умение плести интриги, убеждать людей, понимать, чего они хотят, о чем думают… Ораторское искусство. Военное дело. Много чего… Я учился, правду говорю, я был прилежен, никогда не отлынивал от наук. Но это знание… Оно мне не дается. Оно легло мертвым грузом, я не могу взять его в руки. Помнишь, тогда, во Всхолмье, ты сказала мне, что не нужно оглядываться на книги, что нужно думать самому? Я теперь понимаю, ты была права. Все мое знание… Оно мертвое. Я его не чувствую. Меня учили быть правителем, но я не правитель. Мне кажется, я начинаю понимать… Книги - они действительно не помогут, и чужие слова не помогут, и чужие советы не помогут. Никакие советы, слышишь? И никакие советники. Только я сам. Мне не надо знать, совсем не надо, дело не в знании… Я должен понимать. Чувствовать, как следует поступить… не умом, а сердцем. Но я не чувствую, во мне нет силы, одно только знание, оно не поможет… И в отце не было силы. Он носил корону, но эта его корона была просто… никчемной железкой. Его никто не уважал, и в него никто не верил. Когда я рос… я не сразу начал это осознавать, веришь? Не сразу заметил. Понемногу, шаг за шагом… Когда отец говорит… когда отец говорил, его никто не слушал. Никто не обращал на его слова внимания. "Да, ваше величество". "Нет, ваше величество". "Вы ошибаетесь, ваше величество". Это были просто отговорки, чтоб он замолчал. Ему смеялись в спину и улыбались в лицо. Ему даже кланялись с насмешкой. Он был ничем. В глазах целого мира - ничем. Даже мать, пока была жива. Я помню, что она мне всегда говорила, стоило мне упомянуть от отце. "Ах, наш король", произносила она с тонкой такой издевкой, и начинала хохотать. "Наш великий король… Как мудро он нами правит! Да, он истинный государь!". Она запрокидывала голову и смеялась - зло, от души. Настоящая злость всегда идет от души, а доброта… да есть ли она вовсе? Понимаешь, я не держу гнева на герцога Лайдерса. Ну вот совсем не держу. Он не мерзавец и не преступник, он просто любит Иберлен. И ради этой любви пойдет на многое, на все. Я не думаю, что ему легко делать то, что он делает, но он уверен в своей правоте. Он спасает страну… спасает страну от отца, потому что отец не был подлинным королем.
– Голос Гайвена стал совсем тихим, он говорил быстро и сбивчиво, перескакивая с одного на другое.
– А знаешь, что самое страшное? Нет, не то, что отца считали ничтожеством… То, что сам он в это поверил. Его убивали - но добил он себя сам. Сам превратил себя в куклу на веревочках, не верил в себя, задушил себя. Его не стало, он не неделю назад умер - он давно уже не жил. В нем не осталось ничего. Я все смотрел на него… и видел, как придворные смотрят на меня. Они все, как твой брат. Но твой брат… он честен хотя бы, а все остальные… Они кланялись мне, а сами думали - "вот еще один Роберт Ретвальд, такой же слабак, как и папаша". И я пообещал себе… я поклялся, что никогда таким не буду, как отец. Я стану настоящим королем! Я буду достоин трона. Я стану учиться, и выучусь, и вот тогда я смогу - убеждал я себя, садясь за книги и слушая наставников. А этого оказалось мало. Слишком мало… Во мне нет ничего, что должно быть в государе… Как я могу призывать людей идти за мной, созывать их под мое знамя… как я могу заставлять их умирать за меня, если я не достоин их смерти?!
– Он замолчал и отвернулся, утонув в тени.
Лаэнэ передернула плечами. Она совершенно не знала, что говорить, жаркая исповедь, обрушенная на нее Ретвальдом, повергла девушку в растерянность. Кажется, в таких случаях полагается попробовать как-то ободрить, утешить… но она совсем не умела утешать, не знала, как это делается. Да и потом, Гайвен говорил правду, и утешить его значило лгать. А она не имела права лгать своему будущему королю, не тогда, когда на кону стоял весь Иберлен и жизни тех людей, которые еще не умерли, но могут умереть, когда на них обрушатся жернова войны. Она была дочерью драконов, потомком людей настолько сильных и гордых, что самые небеса позавидовали бы их силе. Она не могла осквернить свои уста ложью. И поэтому Лаэнэ сказала:
– Гайвен… Ты говоришь правильно… Ты хороший человек, правда, очень хороший, с тобой очень хорошо, честное слово… Но ты не король. И я не знаю, станешь ли ты им.
Ретвальд развернулся к ней - быстро, рывком. Лаэнэ вздрогнула.
– А я не знаю другого, - сказал он с жаром.
– Я не знаю, стоит ли мне становиться королем. Кто такой этой Гледерик Картвор? Откуда он? Что он за человек вообще? Отчего столько достойных людей признали его своим повелителем? Не от того ли… не от того ли, что он и сам - достоин? Может, он будет более достоин, чем я? Может, я разрушу Иберлен, если стану править, а он способен спасти? Может, он лучше меня? Я пытаюсь понять, Лаэнэ. Пытаюсь понять, кто лучше, он или я. Имею ли я право посылать людей в бой. Твоего брата, лорда Тарвела, простых солдат. Они пойдут умирать за меня - а должны ли?! Никакой человек не должен умирать раньше своего срока, и тем более не должен умирать за неправое дело. Не должен умирать ради призраков и красивых слов. Не должен умирать ради… ради ничтожества, которое хочет вернуть Серебряный Престол, как ребенок хочет вернуть отобранную погремушку. Артур Айтверн и остальные присягнули мне, потому что помнят о том, что такое правильное и что такое неправильное… а помню ли об этом я? Чем я лучше Картвора, лучше ли? Я пытаюсь подобрать доводы… и не могу. Я как стою в темноте, и он передо мной, хотя я его никогда не видел… а если увижу? Что я должен буду сделать? Убить его… или преклонить перед ним колено?
Он посмотрел на Лаэнэ. Шевельнул губами, будто что-то вспоминая.
– Хотя нет, - вымолвил Гайвен Ретвальд, не отводя от девушки взгляда.
– Нет… Я понимаю… У меня есть один довод… Знаешь, смешной такой довод, маленький совсем, ничтожный… Ничто перед высокими идеями, высокими словами, мировыми судьбами. Но он у меня есть, этот довод, и пока он со мной - мне кажется, я прав.
– О чем ты?
– спросила Лаэнэ.
– Что это за довод?
– Мой довод - ты, - просто сказал Ретвальд.
Девушка отстранилась, глядя на него во все глаза и не понимая. О чем он вообще? При чем здесь она? Почему все вечно норовят использовать ее в качестве довода, что за жизнь такая пошла?
– Мой довод - это ты, - повторил принц.
– То, что они с тобой сделали… То, что они посчитали себя вправе это сделать… Значит, смогут сделать и еще раз, и еще. С другими людьми. Сколько угодно раз. Со всем Иберленом, если понадобится. У них есть цели, и им совсем плевать на средства. Но дело даже не в этом… не в этом, понимаешь? Дело просто в тебе. Они занесли над тобой меч - а значит, между мной и ними нет и не может быть мира. Когда я встречусь с Картвором и Лайдерсом, они будут сражаться за свои идеалы и веру в лучшее будущее, а я буду сражаться за тебя.