Время, вперед !
Шрифт:
Георгий Васильевич мягко пожимал, долго обминал его узкую, нежную руку. Выгадывал время. Произносил различные приветливые междометья, а сам напряженно думал: "В заводоуправлении? Кажется, нет. В поезде? Нет. Студент на практике? Нет. Заведующий столовой? Нет. Вот наказанье! Как неудобно! А он меня по имени и отчеству. Рабкор? Нет. Тут столько людей. Никакой памяти не хватит".
– Вот-с... Так-то... Да... Жара... Нуте-с, а вы?.. Простите, у меня, знаете ли, ужасная память на имена и фамилии... Лицо великолепно помню, а вот имя и фамилию... и где встречались... Это мое слабое место.
Молодой человек заботливо улыбнулся.
– Корреспондент РОСТА. Я вас даже встречал на вокзале. Моя фамилия Винкич.
– Да, да. Совершенно верно. Ах да! Товарищ Винкич. Ради бога, простите. Винкич, как же.
– Сербская фамилия. У меня отец из сербов. Так вот, Георгий Васильевич, очень хорошо, что я вас встретил. Впрочем, простите, может быть, вы заняты? Обдумываете? Наблюдаете?
– Обдумываю? Да. Отчасти я обдумываю и наблюдаю, но в общем я не занят. Наоборот. Мне очень приятно. Я, знаете ли, сказать по правде, совсем тут растерялся. От меня газета ждет очерка, а я буквально не знаю, с какого конца начать.
– Да. Сразу все охватить почти невозможно.
– А вы здесь сколько времени обретаетесь?
– Полтора года. Безвыездно.
– Ого! Фю-фю!
– Георгий Васильевич посвистал.
– Вот это ловко. И что же, скажите, полтора года тому назад здесь действительно была голая степь?
– Абсолютно голая степь. Пустое место. Жили в палатке.
– Признаться, я именно с этого и собирался начать. Просто так: "Полтора года тому назад здесь была голая степь. Жили в палатках".
Винкич скромно опустил синие ресницы.
– Видите ли, Георгий Васильевич, у нас тут побывало множество литераторов. (Конечно, не такого масштаба, как вы...) И все они обязательно начинали так: "Полтора года тому назад здесь была голая степь". Это... путь наименьшего сопротивления.
– Да, это очень досадно.
– Однако, Георгий Васильевич, у меня дело.
Корреспондент РОСТА вытащил из бокового кармана потертой кожаной куртки блокнот (подкладка куртки была байковая, серая).
– Какова ваша точка зрения на харьковский рекорд?
– А разве в Харькове был какой-нибудь рекорд? Это очень интересно.
– Как же. Вчера в газете. Разве вы не читали? Мировой рекорд.
– Мировой! Что вы говорите! То есть я, конечно, читал. Но, вероятно, не обратил внимания. И, согласитесь сами, Харьков... А меня сейчас главным образом интересует, так сказать, местный материал...
Георгий Васильевич осторожно пощупал пальцами воздух.
Винкич стоял перед ним серьезно, опустив голову.
– Видите ли, Георгий Васильевич, - мягко сказал он, - в таком случае я вам в двух словах объясню.
Он точно, коротко и почтительно объяснил Георгию Васильевичу историю и значение харьковского рекорда.
– Так что, - прибавил он, - перед нашим строительством, Георгий Васильевич, возникает очень серьезный вопрос об использовании харьковского опыта и о возможности идти дальше по этому пути. И мне очень интересно узнать ваше личное мнение: должны ли мы вступать в соревнование с Харьковом и ставить новый мировой рекорд или не должны?
– Натурально, должны!
– воскликнул Георгий Васильевич.
– Как же еще! Ведь это, насколько я понимаю, выходит соревнование с Харьковом. А значение социалистического соревнования - огромно. Это общеизвестный факт. Они триста шесть, а мы - триста семь... Они триста семь, а мы триста восемь... И так далее. Натурально.
Винкич кивнул головой.
– Стало быть, вы - за?
– Вот чудак. Какие же могут быть сомнения?
– Сомнения есть.
– То есть?
– Общественное мнение резко разделилось. Имеются горячие сторонники рекорда. Имеются не менее горячие противники. Я очень рад, что вы оказались в числе сторонников. Нам, вероятно, придется здорово драться.
– Позвольте... Я не совсем... То есть как драться? Мое мнение - чисто субъективное... Я, как вам известно, не специалист по бетону, я, так сказать, объективный наблюдатель, не больше... Так что, извините, я не могу нести никакой ответственности, а тем более, как вы выражаетесь, "драться". И потом, почему именно "драться"? С кем "драться"?
Винкич поднял на Георгия Васильевича бледное лицо. Его глаза были черны, блестящи и спокойны.
– Видите ли, Георгий Васильевич, - мягко сказал он, - у нас на строительстве такое положение, что каждый, даже самый маленький, вопрос приобретает громадное принципиальное значение. Нельзя быть нейтральным. Нужно обязательно иметь какую-нибудь определенную точку зрения и драться за нее до последней капли крови. Я, например, полтора года дерусь изо дня в день.
– Позвольте, дорогой товарищ, но какое же это может иметь отношение к харьковскому рекорду! Вопрос, кажется, совершенно ясен.
– Ясен, но не совсем. В том-то и дело. Зачем далеко ходить? Например, товарищ Налбандов. Я только что с ним говорил. Вы знаете товарища Налбандова?
– Налбандов?.. Да, да... Знакомая фамилия. Налбандов, Налбандов... Позвольте - это такой в черном кожаном пальто, с громадной оранжевой палкой, с этакой смоляной бородой?.. Как же, как же... Он меня возил по строительству. Инженер Налбандов. Замечательный инженер. Знаток своего дела. Крепкий парень.
Георгий Васильевич с особенным удовольствием произнес эти слова "крепкий парень". Он их недавно услышал и отметил в книжечке как образец фольклора.
– Да... товарищ Налбандов, - сказал он с ударением, - крепкий парень. Очень крепкий.
Винкич тонко усмехнулся. Но усмехнулся как-то одними губами. Глаза его оставались черны, спокойны и даже немного печальны.
– Так вот, видите ли, Георгий Васильевич, должен вас предупредить, что инженер Налбандов категорически против всяких подобных экспериментов.