Время, вперед !
Шрифт:
Отчаяние и страх гнали его вперед и вперед, подальше от станицы, от Саенко, от темного сарая и синей бегущей конопли.
Ему казалось, что Саенко идет по его следам, так же как сам он идет по следам бурана.
В беспамятстве бежал Загиров в бригаду.
Он очнулся, опомнился, осмотрелся - он шел через какое-то поле.
Было что-то знакомое. Но - какая тишина, какой жар, какой невыносимо сильный янтарный свет!
Он узнал окрестность.
Это был косяк первобытной степи, еще не тронутой планировкой. Он примыкал к западной стороне тепляка.
Здесь еще сохранились цветы и травы.
Воздух был огненный, мертвый. Буран кончился.
Над головой неподвижно висела низкая, громадная, сухая туча, черная, как деревянный уголь.
Она тянулась от горизонта к горизонту - с запада на восток.
На востоке она сливалась с аспидной землей. Но на западе не доходила до земли, до волнистой черты Уральского хребта.
Над западным горизонтом она круто обрывалась. Ее волнистые края, траурно опоясанные магнием, резко соприкасались с чистейшим небом.
Солнце уже коснулось горизонта, но не потеряло своей степной ярости и силы. Оно было ослепительно и лучисто, как в полдень. Только немного желтее.
Оно било ослепительными горизонтальными лучами вдоль янтарно-желтой, точно отлакированной, земли.
Панорама строительства в мельчайших подробностях рисовалась на черном горизонте, освещенная бенгальским огнем заката.
Тень от самой тонкой былинки тянулась через степь на десятки метров.
Загиров шел к тепляку, и перед ним, по яркой земле, шатаясь, шагала его костлявая тень, такая громадная и длинная, точно он шел на ходулях.
Он подходил к фронту работы с запада.
Тени людей и колес двигались во всю высоту восьмиэтажной стены тепляка.
Шура Солдатова вела Сметану к плетенке. Нежная и долговязая, она осторожно поддерживала его за плечи.
Он шел в мокрой рубахе, опустив круглую белую голову, жмурясь против солнца, плача и кусая губы. Он хромал и поддерживал правой рукой левую, забинтованную, большую, как баклуша. Он нес ее бережно, приживая к груди, как ребенка.
У Шуры Солдатовой через плечо висела санитарная сумка с красным крестом.
Они поравнялись.
Сметана поднял голову и посмотрел на Загирова. Ни удивления, ни злобы не отразилось на его широком бледном лице.
– Видал? Вот...
Он показал глазами на руку. Жалкая улыбка искривила его пепельные губы.
– Вот... Видал... Была рука...
– Болит?
– спросил Загиров.
Сметана стиснул зубы и замотал головой.
Тени гигантов метались по стене тепляка.
Шура Солдатова терпеливо отбросила со лба волосы.
– Иди.
Загиров подошел к настилу.
Мося бежал с тачкой.
Загиров удивился.
Это было нарушение порядка. Обычно десятник сам никогда не работает. Он только наблюдает за работой. Но теперь он работал.
Маленький Тригер ожесточенно грузил тачку Оли Трегубовой.
– Шевелись! Шевелись! Темпочки, темпочки!
– кричал Ищенко.
До черноты мокрый чуб лез ему в глаза. У бригадира не было времени его убрать. Со всех сторон к фронту работы бежал народ. С грохотом опрокидывался барабан.
– Триста двадцать девять, триста тридцать, триста тридцать один... шептали в толпе.
Цифры переходили от человека к человеку. Ханумов стоял возле машины, не спуская с моториста маленьких напряженных глаз.
– Давай, давай, - бормотал он, крутя в руке и ломая щепку.
Минутами он забывал, что это была не его бригада, а чужая.
Пробежал в пятнистых туфлях Корнеев. Он на ходу теребил ремешок часов.
– Тридцать две минуты десятого. Ребятишки-ребятишки-ребятишки...
Его лицо сводили короткие судороги. Он подергивал носом, кашлял, хватался за пустой портсигар.
Загиров подошел еще ближе.
Он нерешительно озирался по сторонам. Вокруг было множество глаз, и все они смотрели мимо него.
Он стороной пробрался к переезду.
Тригер с остановившимся стеклянным взглядом садил под щебенку лопату за лопатой.
– Катись! Следующий!
Загиров постоял некоторое время молча, потом подтянул привычным движением штаны, сплюнул и сказал:
– Давай.
Тригер посмотрел на него через плечо и кивнул назад головой.
– Вон... там...
– сказал он, задыхаясь.
– Лопата... другая...
Загиров поднял с земли лопату, поплевал в ладони и стал рядом с Тригером.
Он нерешительно посмотрел на Мосю. Мося отвернулся. Посмотрел на Ищенко. Ищенко смотрел мимо, вдаль. Загиров крякнул и всадил лопату под щебенку.
– Следующий.
LVII
Фома Егорович вытер свои русые полтавские усы большим, легким носовым платком с разноцветной каемкой.
Он спрятал платок в нагрудный карман синего комбинезона.
Он только что плотно поужинал, вымылся с мылом, причесался.
На ужин давали вкусную бабку из макарон с мясом.
Теперь можно отдохнуть.
Он медленно шел домой, в отель. Там будет курить и читать. Он оттягивал эту вожделенную минуту.
– Ну, как наши дела, товарищ Эдисон?
– спросил Фома Егорович, проходя мимо Маргулиеса.
– Воткнули Харькову?
Маргулиес молча кивнул на плакат.
– "Бригада бетонщиков", - с удовольствием, не торопясь, прочитал Фома Егорович вслух, - "Кузнецкстроя дала сегодня невиданные темпы. За одну смену четыреста два замеса, побив мировой рекорд. Довольно стыдно, това. това. сидеть в калоши до сих пор".