Время вьюги. Трилогия
Шрифт:
Койанисс молча вышел, чудом удержавшись на ногах. Да, он бы очень хотел ничего об этом не помнить. Но Элейна об этом помнить не могла вообще ни при каком раскладе. И да, он начинал бояться не за Элейну, а Элейну. Бесы знали, что могла выкинуть женщина, верящая, что она никогда не станет старой.
Успокаивало его только то, что дочь по-прежнему вела себя совершенно обычным образом. Или еще вчера вела себя совершенно обычным образом. Он уже ничего не знал наверняка и ни в чем не мог быть до конца уверен. Койанисс,
Маргери сидела за столом в своей комнате и, усердно скрипя карандашами, рисовала куклу, сидящую перед ней на столе.
Мерзкая тварь по имени Аннабель магу никогда не нравилась. И даже не потому, что он выложил за нее чуть ли не половину своего жалования несколько лет назад. Дело было в ее почти человеческих голубых глазах. Они не казались стеклянными, какими им бы следовало быть у этой фарфоровой красотки, и мага пару раз посещало неприятное чувство, что она наблюдает за ним, как будто кукла - не кукла, а что-то другое. Что, конечно, не имело никакого отношения к реальности. Обычная дорогая игрушка из столичного магазина, сделанная на фабрике и тут же проданная, никаких темных историй в прошлом и вообще никакого прошлого.
– Маргери, детка..., - окликнул Койанисс дочь, стоя в дверях.
Дочка прибежала сразу, как будто только и ждала, что ее позовут. И сразу же влезла на руки, потерлась щекой, точно ласковый котенок.
– Пап, что с мамой? Она заболела?
– Все хорошо, мама просто устала.
– А... а все будет хорошо?
– Конечно, родная.
– И с тобой, и с мамой, и со мной?
– продолжала очень серьезно допытываться Маргери, глядя на мага ясными как у Элейны глазами.
– С нами всеми.
– Обещаешь? Точно?
– Обещаю. Собирайся, и оденься потеплее. Мы идем смотреть паровозы, - чем меньше дочь сидела бы под одной крышей со странно ведущей себя Элейной, тем было бы лучше. А вечером они бы поговорили с женой. Он убедил бы ее принять успокоительное, могло бы помочь.
Через четверть часа Маргери радостно хлопала в ладоши и старательно заматывала шарф. Потом так же старательно завязывала шнурки. Застегивала пуговицы пальто. Укутывала Аннабель в платок, чтобы та тоже не замерзла.
Элейна в дверном проеме, отделяющем прихожую от гостиной, все это время стояла неподвижно, не проронив ни звука. Просто молча смотрела, и под этим взглядом Койаниссу делалось неуютно.
– Мы вернемся часа через четыре, - предупредил он.
– Тебе не стоит беспокоиться.
Элейна пожала плечами.
– Да уж вряд ли вы простудитесь. Маргери, выйди на крыльцо, закрой за собой дверь.
Девочка мышкой юркнула на улицу, только замок тихо клацнул.
– Ну и когда ты намерен ей сказать?
– вполне даже спокойно осведомилась жена.
– Что сказать?
– опешил маг.
Элейна страдальчески скривилась:
– Того, что я ей прямо так до последнего и не сказала.
– Я тебя не понимаю.
– Врешь. Мне кажется, ты здесь единственный, кто все прекрасно понимает. Ты разве не чувствуешь? Весь дом пропах пеплом. Здесь только тени и пепел, пепел, пепел...
Койанисс, не отвечая, вылетел на крыльцо вслед за дочерью. Его колотило, как от холода, хотя чувствовал он жар, кольцом охвативший виски. Почти сполз по перилам, чтобы не навернуться со ступенек.
– М-маргери, пошли быстрее, все паровозы пропустим, пошли...
Но до железной дороги они так и не дошли. Маргери радостно выбежала за калитку. Пронеслась еще шагов десять по поляне. А потом вдруг остановилась, как вкопанная, и, прижав к груди куклу, смотрела на лес перед собой, словно впервые его видела, хотя до этого они не раз ходили к насыпи через него и никаких проблем не было. Койанисс приблизился к ней и ласково потрепал по голове.
– Ты чего?
Детское личико совершенно окаменело от испуга.
Койанисс посмотрел туда же, куда глядела дочь. Поляна, стена леса, под золотым светом кажущаяся голубовато-серой, как море, яркое осеннее солнышко, блестящие в траве паутинки. Празднично-яркий пейзаж, в котором захочешь найти что-то страшное - не найдешь ни за что.
Маргери судорожно вздохнула.
– На что ты смотришь? Маргери, на меня смотри!
– Койанисс опустился на колени перед дочкой и легонько встряхнул ее за плечи.
– Там ничего нет такого, чтобы пугаться милая. Там только лисы живут, красивые такие звери...
Девочка, как околдованная, смотрела на ровную стену деревьев. Потом скривила губы, словно собиралась заплакать, и уткнулась магу в плечо. Всхлипнула, затряслась. Койанисс обнял ее, подождал, пока Маргери проплачется, вытер ей лицо платком.
– Знаешь, сегодня что-то холодно. Мы сходим к паровозам в другой раз. Я тебе лучше дома что-нибудь почитаю. Как думаешь? Маргери, не плачь только больше, нельзя плакать на холоде.
Девочка опустила глаза и глухо сказала:
– Я не пойду к паровозу. Там теперь в лесу... злые волки.
– Волки?
– сначала переспросил, а потом подумал Койанисс. Было не так уж и важно, почему дочь испугалась волков, которых до этого дня нисколько не боялась. Куда важнее, чтобы она перестала о них думать.
Голос Маргери стал еще тише:
– Да, там волки. Очень злые. В ошейниках. Они меня ждут в лесу.
"Злые волки в ошейниках". Маргери в жизни не видела овчарок. А вот Койанисс видел и прекрасно понял, что именно его дочь сейчас сказала.
– Не дождутся! Слышишь меня? Ничему не верь и ничего не бойся. Я тут с тобой и мы есть. А их - нет.