Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
— Ну ты меня и напугал!
Маг медленно поднял голову. Не считая темных кругов под глазами, он выглядел вполне обычно, только чем-то запачкал волосы у виска, совсем чуть-чуть. Магрит немедленно захотелось убраться из-под холодного взгляда.
— Да, я поняла. Ты на меня обиделся, — буркнула она. Сердце колотилось уже медленнее, но ноги все равно подкашивались. Магрит оперлась на спинку кресла и добавила, — как решишь меня простить, приходи. Свинина стынет.
Маг молча вернулся к разбору писем.
«Ну и дурак», — раздраженно подумала рэдка. Сперва напугал до полусмерти, а потом еще и ни слова не сказал. «Пусть дуется и ест печенье. Поумнеет — придет. Точь-в-точь как Матильда».
Не дожидаясь ответа, которого все равно бы не последовало, Магрит вернулась на кухню. Уселась на стул так, чтобы не видеть дверного проема, уставилась в окно — из-за горящего света темная улица казалась нереальной, словно нарисованной — и стала мечтать, как удерет в Рэду, найдет Кассиана и поднимет там освободительную войну в духе Кайры. Прогонит калладских захватчиков. Встретит Наклза на поле боя — и картинно спасет ему жизнь. Чтобы знал, как обычные люди умеют любить и быть благодарными.
Изредка Магрит оборачивалась и поглядывала в гостиную. Маг маячил в полумраке еще около четверти часа, а потом исчез. Учитывая, что входную дверь не открывали, наверное, пошел к себе наверх, гордо страдать без ужина. Матильда, забившаяся в самый дальний угол, не вылезала. В общем, все Магрит бросили. От горя и обиды ей только и оставалось, что приступить к обгрызанию тщательно приготовленного и украшенного зеленью блюда самостоятельно. «Ну и бесы с тобой, с умным таким, ну и лопай там свое печенье!»
От еды Магрит отвлек звук открываемой двери. Она удивилась, кого могло принести в такой час, да еще и со своим ключом, и вышла в прихожую. На пороге стоял… Наклз.
Рэдка слабо охнула.
Маг стряхнул с волос морось и взглянул на Магрит.
— У тебя все хорошо? Эй, ты что, привидение увидела?
Рэдке понадобилась вся ее воля, чтобы не кивнуть. Наклз повесил плащ, недобро глянул на вывалившуюся в коридор Матильду, направился в ванную. Магрит как во сне наблюдала за этими простейшими действиями. Потом крадучись подошла к шкафу, у которого стоял ее вечерний «гость». Книги как книги. Однотипные корешки с золотым тиснением. Коллекция неувядающей классики. Магрит почти не удивилась, когда извлекла одну книгу наугад и обнаружила, что страницы не разрезаны. Ей плохо представлялся Наклз, читающий художественную литературу. Девушка достала еще пару книг и посмотрела на полку за ними. У самой стенки что-то лежало. Магрит протянула руку, пошарила у задней стенки и извлекла на тусклый свет связку писем.
Толстую такую, писем в двадцать, не меньше. Их аккуратнейшим образом перевязали ленточкой.
Магрит было не по себе и до этого, но теперь ей отчего-то стало по-настоящему страшно.
Шум воды в ванной стих. Оборачиваясь к Наклзу, рэдка механически сунула письма за спину. Она, конечно, и в мыслях не имела их читать. И честно собиралась убрать на место при первой же возможности, но только не на глазах у мага.
Наклз принюхался и улыбнулся:
— Вы с Матильдой мне что-нибудь оставили?
— Д-да.
— Спасибо. Я подумал, насчет твоей учебы. Если тебе так не нравится пансион Скульден, мы найдем другой. Где-нибудь в Виарэ, — Наклз говорил непривычно мягко. Предлагал компромисс и совместную выработку решения. Что-то было не так.
Магрит спрятала пачку писем под кофту, впихнула книги на место и бодро кивнула:
— Хорошо.
— У меня будет только два критерия, на которых я настаиваю, — все также добродушно сообщил маг. — Во-первых, приличная учебная программа. И — предельная удаленность от столицы, во-вторых. Видишь ли, Магрит, наверное, в этом году будет очень слякотная осень и очень холодная зима.
Рэдка и не думала спорить. Она накрыла на стол и, сославшись на головную боль, ушла в спальню почти сразу. Там впервые в жизни заперлась — до этого ей и в голову не приходило так сделать — достала пачку писем и развязала ленту. На пол изображением вниз упала фотокарточка. В углу по диагонали красивым почерком с завитушками было написано «с любовью, А.» На рэдди. Магрит удивилась. Перевернула фотокарточку.
Оттуда, чуть склонив голову на бок, улыбалась приятная женщина лет тридцати. В аккуратной пухлой ручке с совершенно детскими ямочками она держала огромную белую астру.
Глава 2
Прибывшая с Архипелага Ингрейна Ингихильд вполне соответствовала худшим ожиданиям Зондэр. Эта снежная лисичка еще в гимназии умела пройтись по грани между оловянным солдатиком и фарфоровой куколкой. Причем так ловко, что каждая категория видела в ней родственную душу, а кости менее удачливых предшественников под ее каблучками хрустели тихо и пристойно. И она не теряла времени даром, развивая свой талант. Трудно было предположить, что за обаятельной улыбкой, точь-в-точь как у Кейси — а они приходились двоюродной теткой и племянницей по материнской линии — скрывается человек холодный и бездушный. Не удивительно, что люди, задумавшие что-то раскопать, прислали именно ее.
Для Зондэр, увы, эта кандидатура являлась наихудшей и по личным причинам. Они вместе учились, не виделись пятнадцать лет, и она бы предпочла не видеть Ингрейну еще столько же. Встретить человека, которому она сумела безнаказанно причинить зло, пожалуй, оказалось даже хуже, чем того, кто безнаказанно причинил зло ей. Кое в какие подробности Зондэр Наклза посвящать не стала, но это не значило, что она их не помнила.
Сложно сказать, что отличало Ингрейну Ингихильд от всех прочих. Та не была ни самой родовитой девочкой их класса, ни самой богатой, ни первой ученицей, ни даже просто красавицей — и все-таки выделялась. Она держалась особняком не потому, что с ней не хотели дружить и играть, а потому, что ей, очевидно, самой в голову не приходило, что так можно. Ингрейна не давала списывать и не списывала, не подсказывала и не принимала подсказки, очень прилично фехтовала — даже Магда проигрывала ей в трех случаях из пяти — и никогда не скрывала своего отношения к людям и вещам. Не злословила и не сплетничала, но, получив прямой вопрос, могла ответить так, что спрашивающий быстро терял охоту продолжать изыскания. Вряд ли кто-то когда-то слышал от Ингрейны вежливое вранье или неискренний комплимент: та или молча улыбалась, или била наотмашь, но никогда не становилась зачинщицей ссоры. Они могли бы сойтись с Дэмонрой — вопреки очевидным фактам, какая-то внутренняя общность у них имелась — но Зондэр это сближение вовремя заметила. Здорово его испугалась и, конечно, предотвратила.
Она уже в гимназии понимала, что Дэмонра, как и Магда — очень удобный жизненный таран, разве что в более изящной обертке. За нее можно было спрятаться и потом пройти там, где прошла она, в качестве благодарности прикрыв ей спину и убрав беспорядок. Благодарность, впрочем, с точки зрения Дэмонры вот уж точно не являлась обязательной — она шагала как шагала, а те, кто за нее уцепился, могли плестись с комфортом, пока ей не мешали. Зондэр в этом вопросе с собой оставалась честной: в отличие от подруг, она не родилась на свет идеальным автоматом для решения жизненных проблем. На протекции, родственные связи и иную поддержку ей рассчитывать не приходилось. И именно поэтому она с самого начала выбрала в друзья Дэмонру и Магду, а не тех, с кем можно обсудить искусство и элегическую печаль. Ингрейна Ингихильд, в чьем спокойном голосе при надобности позвякивала шашка или скрежетали мельничные жернова, тоже принадлежала к породе людей, способных проторить дорогу в жизнь, но она явно не собиралась брать с собой лишних пассажиров. И да, она — храбрая не бесшабашной Магдиной храбростью, а какой-то собственной, ледяной — больше подходила на роль человека, стоящего на стреме, пока друзья выцарапывают всякие вечные истины над дверьми директорского кабинета. Рядом с ней трусишка, которой нельзя было лишиться стипендии, очень сильно тускнела.